ГКБ-24 в Москве. Фото: Komsomolskaya Pravda / Global Look Press
Четвёртая волна эпидемии коронавируса — пока не пришел омикрон — идет на спад, больницы освобождаются, заболеваемость снижается, местами регионы даже ослабляют ограничения. А принятие закона о QR-кодах на федеральном уровне, ещё недавно выглядевшее неизбежным, вдруг забуксовало — на фоне улучшения эпидемиологической ситуации жёсткие меры начинают казаться избыточными. Выглядит так, будто нерабочие дни, объявленные в начале ноября, спасли безнадёжную ситуацию и преломили тренд.
По крайней мере, нам так говорят.
О том, что нерабочие дни помогли сбить заболеваемость, заявляли и федеральные, и региональные чиновники. Об этом говорили премьер-министр Михаил Мишустин, министр здравоохранения Михаил Мурашко, глава Роспотребнадзора Анна Попова, вице-премьер Татьяна Голикова. Об этом говорили и главы регионов: нерабочие дни сбили волну в Москве, в Петербурге, в Самарской области, в Курской области, в Башкирии и далее по списку. Ситуация после локдауна (который нельзя называть локдауном, как заявила Попова) улучшилась в большинстве регионов.
Всё сложилось чрезвычайно удобно. Чиновники изначально заверяли, что нерабочие дни окажутся короткими — так и вышло. Они обещали, что нерабочие дни помогут разорвать цепочки заболеваемости — и это произошло. Говорили, что это происходит «моментально» — и не обманули.
И везде звучит единым лейтмотивом: как мы вовремя приняли меры, как мы правильно отреагировали — именно это помогло нам сбить волну.
Однако вовремя ли? И это ли именно помогло?
Все эти заявления работают, если не всматриваться в официальную статистику выявленных случаев, которую публикует оперштаб, и не задумываться над её противоречиями. Стоит всмотреться — сразу возникают вопросы, неудобные, много.
Например, сразу становится ясно, что в реальном мире течение эпидемии как будто не зависит от действий чиновников и подчиняется своим законам.
Иначе как объяснить, что в Чувашии нерабочие дни как будто сбили волну (удачно вышедшую на пик 31 октября и начавшую спадать 10 ноября), а в соседнем Татарстане только за ноябрьский локдаун случаи выросли на треть и продолжили расти и бить рекорды вплоть до 17 ноября? Притом что и там, и там заболеваемость одинаково пошла в рост уже в конце сентября.
Почему нерабочие дни сработали в Красноярском крае и сдержали заболеваемость, а в соседней Иркутской области словно никак не повлияли на ситуацию?
Как так выходит, что в Москве инкубационный период «дельты», по версии оперштаба, составляет 5 дней, а в Челябинской области — 2 недели (в реальности медиана — 4,3 дня)? Безусловно, такая разница прекрасно объясняет, почему Москве хватило 11 нерабочих дней, чтобы сбить волну, а Челябинской области, которая продлевала локдаун, не хватило и 16 дней — заболеваемость здесь продолжает непрерывно расти уже два месяца. Но всё же?
Желание чиновников, федеральных и региональных, приписать себе успехи более чем понятно. Однако на самом деле ноябрьский локдаун к спаду заболеваемости, который мы наблюдаем, отношения не имеет.
В действительности естественный пик волны пришёлся на октябрь, а локдаун стал лишь запоздалой реакцией на этот пик. Практически ни в одном регионе не было мер, принятых вовремя. И даже в их отсутствие вспышка продолжила бы отступать.
Увидеть это помогают независимые показатели: ковид-специфичные запросы в Яндексе и госпитализации (по которым ни Минздрав, ни оперштаб не публикуют сводных данных — изучение госпитализаций требует самостоятельного поиска и сбора).
Госпитализации важны: это объективная метрика, которая показывает реальную нагрузку на здравоохранение и при этом не так подвержена манипуляциям, как выявленные случаи. Госпитализации — промежуточный этап между инфицированием и смертью. И зачастую именно перегрузка больниц и нехватка резервных коек — единственное, что вынуждает чиновников действовать и вводить строгие ограничения. Так это произошло и сейчас.
«Никакого локдауна»: как упустить волну
Пик госпитализированных по стране пришёлся на конец октября — аккурат перед началом нерабочих дней. Если учесть, что средний лаг между заболеванием и госпитализацией — 5–7 дней, а между инфицированием и первыми симптомами — ещё 4–5 дней, то получается, что фактический пик заражений пришёлся на 17–24 октября — то есть на ту неделю, когда было принято решение о нерабочих днях.
В последнюю неделю октября по стране было занято рекордное количество коек. В больницах лежало почти 270 тыс. человек, и это абсолютный рекорд с начала эпидемии: на 21% больше, чем на пике второй волны, осенью 2020 года. А уже с начала ноября число занятых коек начало снижаться — для вклада нерабочих дней ещё слишком рано:
Вместе с тем, масштабы грядущего бедствия были очевидны уже в сентябре. В четвёртую волну эпидемии Россия вступила с куда худшими вводными, чем год назад — во вторую. На середину сентября в стране было 140–150 тыс. занятых коек — это на 50–70% больше, чем в прошлом сентябре. Дальше начался стремительный рост: за вторую половину сентября число пациентов выросло на 25%, за первую неделю октября — ещё на 15%.
Уже в начале октября в больницах лежало почти столько же людей, сколько на пике второй волны, в середине ноября 2020-го.
Однако серьёзных ограничений на тот момент не было никаких — а незадолго до этого Анна Попова заявила, что оснований для локдауна в России нет.
Ограничения по большей части были несущественны. Где-то, как в Тюменской области, ограничили посещаемость мероприятий тысячей человек. Где-то, как в Новгородской области, детям и подросткам было запрещено посещать кинотеатры и торговые центры без родителей. Где-то, как в Калининградской области, закрыли детские развлекательные центры и игровые комнаты и ввели QR-коды для общепита.
Крупные чиновники — то Татьяна Голикова, то Валентина Матвиенко — на тот момент заявляли, что никакого локдауна не будет и что мер, которые принимают регионы, достаточно. Регионы тоже обещали не вводить локдаун — якобы он «неактуален».
Результаты такого промедления неутешительны. Уже к середине октября стало очевидно, что меры необходимы — в больницах уже 250 тыс. человек. Вскоре по всей стране объявили нерабочие дни. Правда, об этом сообщили почти за две недели до их наступления. Это сразу привело к резкому всплеску бронирований билетов и жилья на туристических направлениях.
К началу федерального локдауна, в начале ноября, в больницах было уже 30 тыс. тяжёлых пациентов — это на треть больше, чем на пике год назад. На ИВЛ лежало 7 тыс. человек — это на 40% больше, чем на прошлогоднем пике. Потребление кислорода также вышло на исторический максимум: почти 3 тыс. тонн в сутки.
С такими вводными Россия ушла на локдаун. Данные оперштаба тем временем показывали рост выявленных случаев вплоть до 6 ноября — а уже на следующий день, под занавес нерабочих дней, заболеваемость начала снижаться, знаменуя тем самым победу над четвёртой волной.
Что ищут люди: динамика поисковых запросов
Второй независимый показатель — это специфические поисковые запросы. Важна совокупная статистика по тем запросам, которые люди станут искать в Яндексе или Google, когда заболели они сами или их близкие. Поисковые запросы, как было неоднократно показано (например, здесь и здесь), сильно коррелируют с фактической заболеваемостью, госпитализациями и избыточной смертностью.
Я работаю с пулом из 400+ ковид-специфичных поисковых запросов, разбитых на 13 семантических групп. Среди них есть группы, связанные с начальным периодом болезни (это запросы «симптомные», запросы с аносмией и с течением болезни), есть группы, связанные с лечением, с обеспечением медицинской помощи, запросы с выдержками из КТ-заключений, практические запросы вида «сатурация 89 что делать», запросы диагностические. Наконец, несколько групп — это запросы, связанные с периодом после болезни, реабилитацией и постковидными осложнениями.
И поисковые запросы показывают ровно то же, что и госпитализации: пик заболеваемости в эту волну пришёлся на 17−24 октября — как по стране в целом, так и по большинству регионов. Далее заболеваемость начала снижаться — и к началу нерабочих дней заболеваемость стала падать независимо от ограничений.
Иными словами, запоздал не только локдаун, но и само решение о локдауне. 19 октября, когда только зашла речь о нерабочих днях в ноябре, страна уже проходила пик этой волны — и готовилась к снижению.
Реальные хроники четвёртой волны
Если восстанавливать хронологию четвёртой волны на основе поисковых запросов и госпитализаций, получится такая картина.
С июля заболеваемость (а с ней и нагрузка на больницы) медленно снижалась в большинстве регионов: одной из особенностей третьей, летней, волны был синхронный подъём, и спад также оказался синхронным. Заболеваемость достигает минимума в первую неделю сентября. А уже 9–10 сентября вновь начинается рост, заметный в масштабах страны.
Первой начинает расти Москва — и это мгновенно отражается на статистике оперштаба. В остальных регионах рост искусственно сдерживается: так, выявленные случаи по стране отстают от фактической заболеваемости минимум на неделю, и оперштаб показывает рост только накануне выборов.
Очень показательный пример, как региональные оперштабы сдерживают заболеваемость — это Башкирия. Поисковые запросы достигают минимума в первую неделю сентября, а в больницах тем временем лежит 4000 человек. Уже 10 сентября начинается резкий рост запросов. Выявленные случаи при этом почти не растут — их интенсивный рост происходит на две недели позже, только после выборов. Заболеваемость, отпущенная, словно пружина, резко расправляется в статистике: за последнюю неделю сентября выявленные случаи резко увеличились на 32% —так же они росли на протяжении двух предшествующих месяцев. На начало октября в Башкирии занято уже 6000 коек, на середину месяца — 7200, в полтора раза больше, чем на пике второй волны.
Госпитализации по стране достигают дна в середине сентября, а затем тоже пускаются в рост, с задержкой в 5–6 дней относительно поисковых запросов. Рост стремительный: ситуация ухудшается быстрее, чем в предшествующие волны.
Вскоре десятки регионов сталкивается с острым дефицитом кислорода, и со всей страны несется вал новостей одна другой тревожней. В Перми детям не хватает мест в больницах — их размещают в коридорах. В Самарской области не хватает мест на кладбищах — хоронят уже в проходах. В Орловской области людей в больницы кладут, только когда кто-то из госпитализированных умирает. В Нижнем Новгороде резко растёт спрос на похороны. В Москве и Подмосковье — рекордное число пациентов на ИВЛ. В Воронежской области за месяц скончалось почти 2 тыс. человек от пневмонии — это в 7,6 раз больше, чем за весь 2019 год.
А спустя месяц рост прекращается. К 20 октября сотни ковид-специфичных поисковых запросов достигают пика — и начинают идти на спад.
А официальная заболеваемость ещё 2,5 недели растёт: либо из-за особенностей сбора данных оперштабом и задержки в ПЦР-тестах, либо для оправдания уже введённых ограничений.
В чём причина такой асинхронности, остаётся только гадать. Однако в связи с этим есть два очень показательных примера.
Рекорды заболеваемости там, где их на самом деле не было
Пример первый — Краснодарский край. Крупный, с 5,6 млн населения, регион с начала эпидемии показывал подозрительно низкую заболеваемость: не более 200 случаев до июля 2021, и не более 300 случаев — до нерабочих дней; та ровная полочка, которую можно видеть на графике заболеваемости, статистически недостоверна. А с завершением нерабочих дней происходит неожиданное — и заболеваемость начинает резко расти.
11 ноября местный оперштаб сообщил про подготовку законопроектов об обязательных QR-кодах, которые будут действовать практически повсеместно. Правда, на тот момент на протяжении недели число выявленных случаев колебалось в пределах от 300 до 350. И уже на следующий день после этого заявления выявленные случаи взлетают — и за какие-то 8 дней вырастают втрое, с 350 до 990. Такого роста на Кубани ещё никогда не было.
Это же позволяет делать чиновникам заявления об ухудшении обстановки и о стремительном росте заболеваемости. Власти «вынуждены» идти на строгие меры, и уже с 22 ноября на Кубани начинает действовать повсеместная система пропусков по QR-кодам. Коды нужны везде: в торговых центрах, в общепите, в большинстве магазинов, во всех организациях из сферы развлечений и отдыха.
Удивительным образом это мгновенно сбивает заболеваемость: уже со следующего дня выявленные случаи резко снижаются.
Вместе с тем, все независимые индикаторы указывают на то, что на самом деле никакого взлёта заболеваемости после локдауна на Кубани не происходит. Напротив: по поисковым запросам пик приходится на первую неделю ноября, а далее запросы быстро снижаются. Аналогичную динамику показывают и госпитализации: здесь пик занятых коек пришёлся на начало ноября. К тому моменту, когда официальная заболеваемость в регионе резко взлетает, даже госпитализации начинают снижаться. И за те дни, что выявленные случаи взлетают втрое, занятые койки снижаются на 13%: с 6,4 тыс. до 5,6 тыс.
Похожая история и в Татарстане, только здесь всё ещё удивительней. По запросам, пик заболеваемости пришёлся на 11−14 октября (тогда официальная статистика только начала расти). Пик госпитализаций — на последнюю декаду октября. А официальная заболеваемость за октябрь-ноябрь взлетает, и за месяц с небольшим Татарстан 22 раза бьёт рекорды. Согласно оперштабу, пик пришёлся на 17 ноября.
Между тем, именно в Татарстане введены одни из самых жёстких мер в эту волну — но введены совсем поздно. Татарстан стал пилотным регионом с проверкой QR-кодов на общественном транспорте. И, по странному совпадению, на следующий день после того, как местный кабмин утвердил QR-коды, заболеваемость прошла пик и начала снижаться.
Зачем это нужно? Почему есть регионы, где при фактическом спаде заболеваемости официальные цифры резко растут? Вопрос открытый.
Можно только предполагать, что это значит. Стремление к открытости и большей честности? Пересмотр учёта выявленных случаев? Реакция на призыв Владимира Путина не занижать заболеваемость и не приукрашивать картину (впрочем, почти дословно такой же призыв звучал и годом ранее)?
Попытка легитимизировать строгие ограничения? Это кажется наиболее правдоподобным объяснением: так, тяжело объяснить повсеместное введение QR-кодов, когда на 5,6 млн населения заболевает всего по 300 человек в сутки. Или объяснить введение QR-кодов на общественном транспорте при официальной заболеваемости в 160 случаев сутки на четырехмиллионный регион.
Резкий рост заболеваемости позволяет мотивировать жёсткие ограничения и переводит их из тоталитарной плоскости (как это воспринимают люди) в плоскость эпидемиологическую.
Проблема в том, что эта недостоверность подливает масла в огонь ковид-диссидентам, убеждённым, что вся эпидемия политически мотивирована. А ещё это попросту дезориентирует людей, которые начинают неизбежно задаваться вопросом: почему локдаун не сработал? Почему у нас в регионе прививают по 20 тыс. человек в сутки, а заболеваемость только растёт?
Но, пожалуй, самое важное: вместо реальной борьбы с эпидемией всё превращается в фикцию, в дурной фарс.
Вместо того, чтобы принимать реальные меры на подъёме волны, мы будем бесконечно разворачивать койки — до тех пор, пока их будет хватать. Потом можно подумать и об ограничениях.
Вместо того, чтобы вводить некомфортные для людей, но необходимые меры — будем пытаться дотянуть до естественного пика волны. А то, что это повлечёт за собой чудовищную перегрузку больниц и колоссальную избыточную смертность — это не столь важно. И то, что койки сами по себе не лечат и не спасают, тоже не имеет значения. Главное — постараться всех обеспечить; для этого можно и ужесточить критерии госпитализации.
Вместо того, чтобы стимулировать вакцинацию между волнами, будем вводить QR-коды в разгар вспышки — и гнать толпы людей прививаться в поликлиники и торговые центры.
Вместо того, чтобы контролировать эпидемию, будем качаться на её волнах. А когда волна сойдёт (а это неизбежно случится — попросту в силу эпидпроцесса), можно приписать эту очередную победу себе. И два месяца в локдауне сидеть не пришлось, как в какой-то Европе. И при этом вовремя отреагировали и приняли правильные меры.
При этом было бы ошибкой считать, что это уникальная для России история. На самом деле, запоздалая реакция и нежелание до последнего вводить серьёзные меры — это общее место и для других стран, в основном постсоветских. Например, тот же паттерн показывает и Украина, и соседняя с ней Молдова. Проспать начало волны, опоздать с вакцинацией, оттягивать до последнего строгие меры, подчёркивать, что всё под контролем — и всеми силами стараться дотянуть до естественного спада волны. А меры если и принимать, то только на пике заболеваемости.
И это поднимает уже другие вопросы: а что общего между нами? И почему борьба с эпидемией не только в России, но и в ближайших к нам странах нередко оборачивается фарсом? Почему так низко ценится человеческая жизнь и здоровье? Но это все тема уже другого разговора.
А прямо сейчас главный вопрос в другом: какие рекорды нас ждут в следующую волну? Как станут реагировать власти, когда в страну придёт омикрон и если окажется, что он и правда настолько заразен и настолько хорош в ускользании от иммунитета, как предполагается? Будут ли приняты меры, когда пойдёт новая вспышка — или вновь будем тянуть до естественного пика волны?
Это вопросы тем более актуальны, что за последнюю неделю сразу ряд регионов вновь пошёл в рост. Среди них — Москва и Санкт-Петербург. Поначалу стали расти ковидные поисковые запросы, теперь, по сообщениям частных лабораторий, начался рост и доли положительных ПЦР-тестов после нескольких недель спада. Госпитализации в Москве также перестали падать и готовятся к развороту.
Что будет дальше — новое высокое плато или уже пятая волна — мы не знаем. Но готовиться к этому нужно уже здесь и сейчас.
