Иллюстрация сгенерирована с помощью Stable Diffusion
Я сижу в небольшой кофейне в тбилисском районе Вера и жду информанта. Вокруг меня сменяют друг друга россияне: бородатый айтишник с корги, строгая пиарщица, две творческого вида девушки с самоедом. Наконец, заходит Василий (имя изменено для сохранения анонимности. — ЛЯ). Он бодр и весел, хотя я знаю, что еще недавно он вынужден был покинуть одну любимую работу и его грозят уволить со второй. Василий — молодой учёный, недавно защитивший диссертацию, но уже публикующий 4–5 статей в год в высокорейтинговых международных журналах. Сейчас, как и многие другие российские исследователи, он будет искать работу за пределами России.
С 24 февраля в университетах начались перемены. В одних стремительно ввели новые лекции и отчислили протестующих студентов, а в других — вяло отмахивались от присылаемых методичек и игнорировали запросы ректората. До объявления мобилизации 21 сентября последствия этих перемен были слабо заметны: ключевых исследователей заменили молодыми и амбициозными, некоторые программы закрыли, но существенных проблем, кроме недобора на инженерные специальности, не наблюдалось.
Сейчас изменения ускорились. Студенты и аспиранты получили отсрочку, а вот преподаватели-мужчины оказались перед выбором: оставаться в России с риском мобилизации на фронт или уезжать без гарантий продолжения текущей работы.
С апреля я веду исследование особенностей работы в университетах после 24 февраля. В первую волну вместе с коллегой мы собрали 38 интервью с преподавателями из разных регионов страны, разного возраста, разных специальностей, с разными политическими позициями, находящимися в России и за её пределами. Во вторую экспресс-волну я провела опрос информантов, чтобы уточнить изменения ситуации после 21 сентября и провела ещё три интервью. Эта статья опирается на собранные нами данные и открытые источники.
Нашей целью было узнать, какие новые моральные вызовы появились перед исследователями, как они их решали и какие тактики действия в ближайшее время они видят. В частности, мы спрашивали их о том, какие представления и действия кажутся в текущей ситуации необходимыми и неприемлемыми, какие поступки коллег выбиваются из представлений о норме.
Кто и почему уезжает
Предсказуемо, что после начала мобилизации из-за непосредственной угрозы чаще страну покидали мужчины, а вместе с ними — жены из академической среды. Многие уехали на короткий срок в надежде на прояснение ситуации с категориями призываемых или появление брони.
В отличие от февраля и марта, сейчас из региональных университетов уезжают почти столь же массово, как из Москвы. Косвенно об этом свидетельствует статистика работы разных пограничных пунктов. Покидать страну стали и исследователи с низкими региональными зарплатами, и те, кто раньше держался за вуз из-за доступа к уникальному оборудованию и исследовательским площадкам.
Но особенно интенсивно уезжают преподаватели крупных университетов из так называемых центров совершенства — участников программ 5–100 и «Приоритет 2030». За счет личных связей часть таких преподавателей смогли найти новые позиции к этому учебному году. Особенно заметен эффект в московских и петербургских подразделениях ВШЭ: по словам одного из информантов, практически все опытные руководители образовательных программ и лабораторий покинули страну, а их место заняли недавние кандидаты наук.
Продолжают уезжать IT-специалисты, в том числе те, чья работа связана с академией: многие из тех, кто принял решение покинуть Россию еще в феврале, к осени как раз оформили документы и сейчас переезжают на новые позиции в иностранные университеты и компании.
Наконец, уезжают недоучившиеся студенты магистратуры. Бакалаврский диплом, опыт работы по специальности и сравнительно слабая привязанность к месту позволили им достаточно быстро сняться с якоря. О резком падении числа магистрантов рассказывали, к примеру, в СПбГУ.
Но не всегда причина отъезда — собственно мобилизация, некоторые наши собеседники говорили об этических проблемах. Сейчас, как сообщали информанты, поток методичек из Министерства науки и образования в новом учебном году сократился по сравнению с мартом и апрелем, но усилились внутренние процессы. Большую роль теперь стал играть проректор по воспитательной работе или по молодёжной политике, вышли внутренние приказы о проведении патриотических мероприятий и занятий по обновленной истории.
Большинство идеологических нововведений сотрудники университетов саботируют или подменяют собственным содержанием, однако некоторые уезжают от давления.
Других увольняют из-за их комментариев на публичных страницах и чатах.
Остающиеся в России в интервью замечают, что уехать или полностью сменить сферу деятельности их может требование доноса на коллегу, обязательство подписать провоенный документ или регулярные обходы-проверки очных занятий.
Как поступают с уехавшими преподавателями
После 24 февраля о срочной отмене ковидных ограничений и требовании очной работы в основном сообщали информанты из ВШЭ, а после мобилизации эта практика распространилась и на другие вузы. Об увольнениях из-за отъезда говорили информанты из СПбГУ, НГУ и УрФУ.
Некоторым преподавателям предлагают переход на дистанционный контракт, другим — переход на непреподавательские ставки и помогают с заявками на внешние позиции, хотя это скорее редкие случаи для отдельных значимых сотрудников.
Университеты редко идут на перезаключение дистанционного контракта с преподавателями, сами учёные тоже теряют часть зарплаты в такой ситуации. О сложностях с подобными контрактами, в частности, рассказывала профессор Института образования ВШЭ Ирина Абанкина.
Пока ещё наиболее частая ситуация — это отъезд, не замеченный руководством. Преподаватели договариваются с директором своего департамента или заведующим кафедрой и переносят все преподавание и исследование в онлайн. Руководство университета при этом не проводит личные проверки, поэтому сотрудники условно продолжают находиться на рабочем месте.
Один из информантов из крупного университета Санкт-Петербурга так ответил на вопрос о том, было ли у них требование обязательного очного преподавания: «Может быть, такое распоряжение есть и на [нашей] кафедре. Но поскольку у нас очень семейная обстановка и самое главное — это учить студентов, а не выполнять тупые обязательства перед министерством, есть вероятность, что руководство кафедры очень грамотно делает так, чтобы в первую очередь давать знания, а не слушать законы».
Преподавательская идеология «сохранять учебный процесс любой ценой» встречается и в маленьких, и в больших университетах, и в государственных, и в частных. В многом именно она позволяет сплоченным преподавательским коллективам «выстраивать оборону» и сберечь часть преподавателей для сохранения учебных программ.
Бронь для преподавателя
На момент выхода этой статьи больше 780 преподавателей подписались под открытым письмом представителей научного сообщества России о предоставлении отсрочки от мобилизации преподавателя и учёным. 28 сентября инициативу поддержал председатель комитета Госдумы по науке и высшему образованию Сергей Кабышев. Депутат Госдумы Сергей Чернышев сообщал, что такое решение уже принято, но в публичном доступе документы не появлялись. После формального завершения мобилизации дискуссия утихла. Университеты ищут собственные варианты реакции.
Оригинальный способ бронирования сотрудников университета продемонстрировали в Федеральном центре животноводства — ВИЖ имени академика Эрнста. Для сохранения вспомогательного и административного персонала они провели дополнительный набор в аспирантуру и зачислили туда сотрудников, что в данный момент даёт им отсрочку.
Ряд других университетов пытаются получить аккредитацию как определенный тип предприятия: ИТ-компании или предприятия оборонно-промышленного комплекса (это, в частности, достаточно быстро удаётся сделать небольшим институтам РАН, у которых ранее были оборонные контракты).
Некоторые университеты открыли центры поддержки по вопросам мобилизации для информирования и помощи с оформлением существующих законных отсрочек — такие центры есть, например, в УрГЭУ, РУДН, КубГТУ и ЛЭТИ.
Многие вузы, однако, никак не участвуют в делах преподавателей. В некоторых случаях университет лишь обещает выплатить надбавку мобилизованному перед отъездом (в частности, отдельные информанты сообщали об одном стандартном окладе). Как и в других профессиональных областях, за преподавателями обещают сохранить ставку, но не заработную плату.
Последствия
В новейшей истории российской академии уже есть один кадровый провал: в 90-ые годы многие ушли из университетов и институтов в зарождавшийся бизнес или уехали за рубеж. В последние годы наблюдалось падение числа аспирантов и защит кандидатских работ: «Независимая газета» писала, что в 2010 году защищалось 28,4% аспирантов, а в 2019 — только 10,5. Те же, кто смог защититься тогда, составляют основу корпуса уезжающих сейчас . «Уезжают не только магистранты-аспиранты, уезжают ребята, у кого Хирш под 40», — рассказывает мне один из информантов (индекс Хирша — один из важнейших наукометрических показателей, количественная характеристика продуктивности ученого, основанная на количестве его публикаций и количестве цитирований этих публикаций другими учеными. — Republic). Для сравнения — в прошлом году индекс Хирша ректора МГУ Виктора Садовничего составил 17.
Какие проблемы, по мнению наших собеседников, могут возникнуть у российской академии как результат 24 февраля?
Во-первых, нехватка оборудования и реагентов из-за санкций и прекращения работы части логистических компаний, а из-за них прекращение работ по таким дорогостоящим областям, как геномика, физика элементарных частиц и органическая химия.
Во-вторых, переориентация большинства разделов биологии, физики и химии на теоретические разделы, в остальных — в инженерию с целью импортозамещения.
В третьих, дальнейшее сокращение и угасание социальных и гуманитарных факультетов, в особенности в ранее крупных либеральных университетах.
В-четвертых, сокращение специализаций и снижение качества образования в IT.
В рамках пост-мобилизационной волны эмиграции уезжают целые молодые лаборатории, которые чаще традиционных научных школ работали над междисциплинарными исследованиями. Наконец, уезжают те, кто наиболее эффективно был встроен в мировую науку.
Мобилизация не столько порождает изоляцию российской науки, сколько оставляет в России тех, кто и так работал в изоляции.
За последние 10 лет Россия сделала много шагов в трансформации университетов в пользу качественного менеджмента, сближения образования и науки, международного сотрудничества и поддержки коммерциализации научных разработок. Теперь часть из этих реформ оборачиваются против учёных и академической свободы.
***
Василий рассказал, что планирует искать работу в Великобритании. Ему есть к кому там ехать, хотя позиций мало. Мы разошлись, а я шла и думала, что стоит позвать на кофе своего преподавателя, которые теперь тоже в Тбилиси. И тех двух информантов, которые весной не хотели уезжать из страны из любви к alma mater.
