Похороны наемника ЧВК «Вагнера» Дмитрия Меньшикова на Белоостровском кладбище Петербурга
t.me/sotaproject
Например, с утра пораньше читаю такую новость:
«На Урале похоронили «вагнеровца», осужденного за убийство матери. В администрации его назвали «творческой натурой».
И думаю:
«Такой пассаж еще несколько лет тому назад был бы непредставим. А если и представим, то лишь исключительно в художественной литературе с макабрическим уклоном. Но точно — не в ленте новостей. А сейчас — рутина, можно сказать».
Можно сказать, да. Можно сказать, что некоторые тексты некоторых новостей сходу оглушают, как свалившийся на голову мешок с цементом. Особенно если с утра.
Но если пошевелить чудом сохранившимися мозгами и из последних сил напрячь ошметки исторической памяти, то можно вспомнить, что этот мотив — мотив злодея, ставшего впоследствии героем, а то, глядишь, и святым, — имеет давнюю и, можно даже сказать, почтенную историю. Многие жития, например, строились на подобных сюжетах.
Или включаются беглые и лоскутные сведения из отечественной истории прошлого столетия. Например, о строительстве Беломорканала в начале 1930-х годов и возникшем тогда же бодром термине «Перековка».
«Перековка» — это одна из идеологических доктрин того времени, в соответствии с которой кто-то из согнанных на строительство канала уголовников получал возможность стать уважаемым членом социалистического общества, если он перевыполнял план и вообще старался. Некоторые даже удостаивались орденов и прочих наград.
В те годы было полно стихов, рассказов, романов, спектаклей, картин и кинокартин о перековке и перековавшихся. А для занятых на производстве, да и для всех прочих уркаганов было придумано идеологически обоснованное название «социально близкие». В том смысле, что хотя и преступили они закон, но все же не буржуи они или помещики, не меньшевики или троцкисты, а наши, свои, пролетарско-крестьянские. Просто оступившиеся.
Похороны наемника ЧВК «Вагнера» Дмитрия Меньшикова на Белоостровском кладбище Петербурга
t.me/sotaproject
Но сначала все же вспоминается дворовая босяцкая песенка, которую мы распевали в детстве, не слишком, как это всегда бывает в подобных случаях, утруждая себя вопросами этического свойства.
