Башня Гидеминаса в Вильнюсе
Victor Lisitsyn, Виктор Лисицын / Global Look Press
«Если у вас в России получилось, то у вас везде получится. Люди везде одинаковые, и везде им нужна помощь», — говорил в интервью «Теплице социальных технологий» основатель Высшей школы онкологии Илья Фоминцев. После 24 февраля страну покинули, по разным оценкам, от 400 тыс. до 1 млн человек. Среди них несколько сотен сотрудников российских некоммерческих организаций (НКО). До войны НКО довольно успешно брали на себя функции, с которыми государство не справлялось — защищали права уязвимых групп и строили горизонтальные связи, помогавшие людям влиять на жизнь вокруг них. Republic поговорил с сотрудниками пяти российских НКО, перебравшимися из-за войны в Литву, о том, могут ли российские благотворители принести пользу местному сообществу и как теперь помогать оставшимся на родине подопечным.
— В первые дни войны я написала сотрудникам письмо: ребята, мы не останавливаемся, мы не можем закрыться, потому что война когда-то кончится, а гражданское общество в России все равно должно быть, — рассказывает Софья Жукова, директор фонда «Нужна помощь».
В марте-апреле, когда Россию отключили от систем Visa и MasterCard, начался рост отписок от регулярных платежей. Не потому, что люди очерствели, просто им пришлось оформлять новые карты. Санкции отрубили поставки в Россию медикаментов, оборудования, исчезла возможность оплачивать лечение за рубежом. Дважды в месяц сотрудники «Нужна помощь» встречались с другими крупными инфраструктурными организациями и обсуждали, что делать, чтобы поддержать сектор. Параллельно в первые дни войны 470 сотрудников и руководителей НКО подписали антивоенное письмо. Вскоре портал Mos.ru, который очень успешно собирал деньги для московских НКО (например, можно было оформить пожертвование, пока платишь за садик или ЖКУ), начал удалять подписавших из списка поддержки.
— Наши предложения по поддержке НКО, а их было много, были восприняты без энтузиазма, — вспоминает Софья Жукова. — Когда за помощью стали обращаться организации, собиравшие обмундирование для российских солдат, в список ценностей фонда впервые за семь лет пришлось внести изменения и прописать, что фонд не поддерживает инициативы, связанные с войной.
Фонд оплаты труда урезали на 40%, переехали из только что отремонтированного большого офиса в маленький. В начале лета «Нужна помощь» запустила кампанию поддержки фондов «Остаёмся помогать», которая работает до сих пор. А осенью сотрудники начали переводиться на «удалёнку» и уезжать из России. Часть перебралась в Грузию, часть в Израиль. Четверо ключевых сотрудников, включая Софью Жукову, оказались в Литве.
То, что уезжали группами, помогло поддержать друг друга на первых порах: можно было переночевать у кого-то, в квартире Софьи неделю жила семья ее коллег — «а как иначе». В России остались в основном координаторы фонда в регионах, которые напрямую общаются с организациями, которым помогает «Нужна помощь».
— «Нужна помощь» — это «большой брат» для российских НКО. Мы помогаем региональным организациям в сборе денег — у нас есть фандрайзинговая платформа и акции. Помогаем своей инфраструктурой, обучаем, предоставляем данные по разным социальным проблемам. Все это мы сохранили, формально на работе фонда наш отъезд никак не сказался. Число организаций, которых мы верифицировали, за 2022 год выросло до 500, и для всех мы собрали денег — кому-то больше, кому-то меньше, но никто не остался без поддержки. Главное, что изменилось, степень вовлечённости сотрудников. Человек не может с 9 до 18 работать, а с 18 до 9 жить. Люди устраивали жизнь на новом месте, и мы упустили не то что корпоративную культуру — нет, эмоционально и человечески мы стали сильнее, но наши цели были более амбициозными, и результаты могли быть другими. Это трудно признавать сейчас, особенно мне: я уволилась, пока работаю на полставки до июня, остаюсь в совете фонда.
Работа в НКО — это всегда работа не за деньги, а за смысл, а смысла управлять организацией из-за рубежа я не вижу. Быть операционным директором — легко, а вот отвечать за стратегию должен человек, живущий в стране. Уезжая, потому что нам страшно находиться и работать в России, мы теряем самое ценное — доступ к людям. Мне больно, что я больше не могу приезжать в Новосибирск, во Владивосток, в Брянскую область к нашим подопечным. Когда я не нахожусь там, не понимаю, что там происходит, как я могу о них говорить, просить для них денег? Уехало очень много сотрудников НКО, многие продолжают уезжать. Путин сумел выгнать из страны почти всех, кому небезразличны другие люди. Но мои настроения более упаднические, чем настроения тех, кто остается в стране. Я вижу ситуацию более черно-белой.
