Первомайская демонстрация турецких левых, 1970-е годы
Фото: rabkor.ru
28 мая Турцию ждёт второй тур судьбоносных президентских выборов. Из России кажется невероятным вдвойне, что такой несгибаемый автократ как Реджеп Тайип Эрдоган оставит власть после 20 лет правления просто проиграв на голосовании. Зачем тогда, спрашивается, было переписывать конституцию, вскрывать заговоры и зачищать оппозицию? Впрочем, история Турции знает и не такие парадоксы.
Взять хотя бы преемника Ататюрка — второго президента Исмета Инёню. Политик, обладая диктаторскими полномочиями, в конце 1940-х добровольно пошёл на реформы в демократическом духе. И в 1950 году, когда его партия проиграла парламентские выборы, покорно уступил власть оппозиции. К реваншу Инёню шёл такими же законными методами, хотел так же честно победить за счёт голосов избирателей. Однако сел в кресло уже премьер-министра он по итогам военного переворота — обошедшегося, правда, без его участия.
Новейшая история Турции во многом пронизана подобными неоднозначностями. В какой-то мере это выглядит естественным для страны, где азиатское причудливым образом уживается с европейским, порой в самых невероятных пропорциях. Одним из таких феноменов и стала затяжная череда военных переворотов в 1960–1990-х годах — малоизвестных иностранцам и неоднозначных для самих турок. Кажется, что в правление Эрдогана с этой сомнительной традицией уже покончили навсегда. Но турецкая политика всегда готова преподнести сюрприз самому искушённому наблюдателю.
«Шесть стрел» за пятнадцать лет
Что знает об истории Турции средний иностранец? Все мы помним про Османскую империю — ту самую, что когда-то простиралась на трёх континентах и едва не захватила Вену. Восхищаемся реформаторской энергией Кемаля Ататюрка, за считанные годы переформатировавшего остатки архаичной державы в современную республику. Недоумеваем с новых непредсказуемых шагов эксцентричного Эрдогана — и внутри своей страны, и на международной арене.
И только немногие вспомнят, что здесь происходило между ататюрковской и эрдогановской эпохами. В мире бушевали сперва Вторая мировая, а затем Холодная война. А Турция будто оставалась тихой курортной зоной, эдаким полуостровком спокойствия — не совсем восточным, но и далеко не западным по духу. На деле, конечно, всё обстояло не так.
Ататюрк посещает школу в городе Измире, 1931 год
Фото: Wikipedia
Ататюрк успел сделать при жизни многое. Необходимых стране реформ, которые он осуществил за 15 лет правления, хватило бы в послужные списки нескольким успешным политикам. Речь идёт о самых разных преобразованиях, от введения фамилий и внедрения европейских законов до учреждения современной банковской системы и создания национальной промышленности. Немаловажно, что первый турецкий президент оставил потомкам кемализм или «Шесть стрел» — идеологию национальной модернизации. С учётом турецкой специфики, но без токсичных рассуждений об особом пути, фантомных скрепах и враждебности внешнего мира.
Неслучайно «Шесть стрел» за баланс между «исконным» и «революционным» отмечали западные учёные вроде Самюэла Хантингтона, называя наиболее удачным в числе подобных концептов для развивающихся стран.
Стержнями кемализма, прочно вошедшими в турецкую политическую культуру, стали:
- республиканизм;
- гражданский национализм;
- светскость;
- активная роль государства в экономике;
- социальный прогрессизм;
- неприятие общественного неравенства.
Конечно, Ататюрк объективно не мог за 15 лет полностью европеизировать Турцию. Многое предстояло сделать его преемникам, попутно сталкиваясь с неожиданными последствиями реформ своего предшественника. Самое главное, что никто из них — хоть там и было немало талантливых и способных деятелей — не располагал тем безграничным пиететом, что вызывал у турок основатель их молодой республики.
Ататюрк выступает перед парламентариями на фоне партийного плаката с шестью стрелами
Фото: Wikipedia
Год от года внутри страны назревало всё больше противоречий и всё чаще вспыхивали споры — как стоит развиваться дальше. И в этих условиях спаянное кастовым сознанием новое турецкое офицерство — особая гордость Ататюрка, наиболее образованная и вестернизированная прослойка общества — видело свою особую миссию в защите идеалов кемализма от любых посягательств.
Самая недемократичная из всех Демократических
10 ноября 1938 года Ататюрк скончался. Его официальным преемником на постах главы государства и лидера правящей Народно-республиканской партии стал верный соратник Исмет Инёню. В целом выбор вышел удачным.
Новый президент трезво оценивал свои силы, не пытался затмить собой покойного вождя и продолжал политику в духе «Шести стрел». Во многом по его воле Турция почти всю Вторую мировую держала нейтралитет и формально примкнула к победителям в самом конце войны. При этом Инёню справедливо критиковали за чрезмерную осторожность и стойкое нежелание сколько-нибудь пересматривать основы кемализма в политике и экономике.
Турецкие солдаты с пулемётом MG08, установленым на минарете мечети Айя София. Стамбул, 1941 год
Фото: Wikipedia
В конце 1940-х годов, правда, второй турецкий президент пошёл на перемены в либеральном духе. Большинство историков сходятся, что это диктовали скорее внешние обстоятельства. Анкаре требовалось показать новым союзникам — США — свою хоть сколько-нибудь демократичность. Существовавший на тот момент однопартийный режим с отставными военными у руля для этого подходил плохо.
Реформы Инёню выглядели косметическими. Но они быстро принесли неожиданный результат. 14 мая 1950 года недавно легализованная оппозиция, Демократическая партия, победила НРП на выборах в Великое народное собрание.
Яркая особенность турецкой политической культуры по сравнению с «нормальными» автократиями — нелюбовь к явным махинациям с голосами избирателей.
Уже 22 мая 1950-го подконтрольный победителям парламент избрал нового президента, демократа Джеляля Баяра. Правительство возглавил его товарищ по партии, Аднан Мендерес.
И Баяр, и Мендерес, и большинство их однопартийцев, будучи выходцами из НРП, выглядели вполне системной оппозицией. По сути, между демократами и бывшей партией власти изначально существовало всего одно принципиальное расхождение. Новые хозяева республики небезосновательно считали тогдашнюю экономику страны слишком зарегулированной. Поэтому они выступали за свободу цен и приватизацию.
Баяр (в центре, в очках и шляпе) и Инёню — ещё соратники-однопартийцы. Стамбул, 1934 год
Однако не самые дурные устремления правительства Мендереса губила сомнительная реализация. Демократы не располагали продуманной программой реформ и совершали одну экономическую ошибку за другой. В 1958 году Турция пережила первый за свою республиканскую историю дефолт, а к 1960-му ежегодный рост цен достиг отметки в 60 %.
«Правительство Демпартии сорило деньгами впустую. Выгодные кредиты получали одни близкие к Мендересу люди. Вся финансовая политика была рассчитана сугубо для лоска»
— Экрем Алиджан, оппозиционный политик
Социальное напряжение Мендерес и Баяр снимали через популизм. Они заигрывали с консервативным сельским населением, религиозными кругами, несколько откатив назад строгий секуляризм ататюрковских времён. Больше того, Демпартия потворствовала погромной повестке, как бы невзначай выставляя виновниками всех бед в Турции небольшие немусульманские общины. В сентябре 1955 года это привело к греческому погрому в Стамбуле, после чего страну спешно покинуло большинство остававшихся армян, греков и евреев — с самыми печальными последствиями для национальной экономики.
