Сопоставление нынешних модернизационных речей с горбачевским ускорением, совпавшим с новым мышлением, и с брежневской научно-технической революцией, сочетавшейся с разрядкой, подводят к тому, что никак невозможно рассматривать нынешнюю модернизацию как явление сугубо внутреннее. Хотя, конечно, времена и люди переменились. Барак Обаматолкует о безъядерной Америке, да и Россия для США больше не враг. А российский министр иностранных дел грозит выйти из еще не подписанного договора по СНВ, ежели Америка продолжит свои гнусности с ПРО. Сравнил бы я его с Паниковским, да тот грозил нарушить «сухаревскую конвенцию» после ее заключения. А перед подписанием договора публично высказывать опасения, что партнер тебя обманет, – так ведут себя только провинциальные шлимазлы. Михаил Самуэльевич был много круче: он грозил беспределом, а не сообщал, что боится оказаться лохом. Но не для посмеяться над министром пишу я все это, хотя, конечно, теперь с тоской вспоминается даже унылый и деструктивный «господин Нет» – Анатолий Громыко. А для того, чтобы отметить существенную деталь: очередные мечтания, на этот раз об оттепели, а потом о модернизации, совпали во времени с очередным договором по СНВ. И еще – с польско-российскими переговорами, с посещением Катыни и показом фильма Вайды по государственному каналу и его вполне официозно-лояльным обсуждением. Польша, конечно, не США по вооружениям, но по стратегичности и наступательности может и поважнее оказаться: дела газовые. А самое существенное – в самом очевидном, и почему-то никого не удивляющем. В том, что модернизация трактуется всеми ее певцами, начиная с президента Медведева, как очередное «догнать и перегнать». То есть Америка от гонки вооружений с Россией отказывается, а Россия все равно за Америкой гонится. И не спрашивает, что она, собственно, от этого получит. И не интересуется, а каковы, собственно, внутренние причины всей этой суеты. Ну, хотят тандемократы быть такими же, как американцы, так этого все нынешние и прошлые патриоты-охранители хотели и хотят: главный мотив поведения и советской, и постсоветской правящей элиты – желание быть американцем. Но у населения-то какие модернизационные стимулы и инновационные потребности? Надо признать: заокеанский опыт слепо не копируется. В нашей стране гонка идет своим путем. Назначили Вексельберга. Назначили Алферова. Надо бы, конечно, еще и парторга назначить, комиссара подобрать. Впрочем, судя по тому, что об ожидании чуда и о сакральности касты инженеров стал говорить Сурков, он сам будет окормлять проект, заботиться о духовном здоровье тех, кто будет отмазывать большой распил. А уж этих лохов-то – наберут. В России их много. Это тупые американцы все делали наоборот, ну, так они ж – нищеброды. Стэнфордскому университету землю нельзя было продавать, так они ее в аренду сдали, да не под строительство казино – ну, тупые, тупые же! – а тем компаниям, которые брали на работу выпускников. Нашли о ком беспокоиться – у нас таких выпускников, как грязи, не будет же начальство о каждом думать. Так что у нас все по уму будет. На этот раз, похоже, преодолено важнейшее противоречие всех разрядок и новых мышлений. В советские времена заключалось оно в том, что при ощущении неуверенности в собственных силах советское руководство шло на некоторое ослабление внешнеполитической напряженности. И поначалу от этого выигрывало – подтверждало внешнюю легитимность власти и даже закрепляло результаты военных захватов и пересмотров границ, как это было в Хельсинки в 1975 году. Но затем становилось очевидным, что внешнеполитическая напряженность являлась главным средством поддержания напряженности внутренней. И кроме триумфального Хельсинкского акта возникала еще «Хельсинкская группа», шли разговоры мировых лидеров о правах человека и «третьей корзине», которая тоже была в этом акте, но кто ж в Москве к ней относился всерьез. И приходилось вновь закрываться, вторгаться в Афганистан, превращаться в империю зла, пока не грянуло новое мышление, в отличие от разрядки сопровождавшееся перестройкой, и всем, что за ней последовало. И вот сейчас снова вроде СНВ и прочие послабления. Причем в условиях совсем иных – это ж не историческая параллель, а историческая пародия, да только в Кремле это не очень хорошо понимают. Все еще ищут во встречах с Обамой того же пафоса, что при Брежневе и Горбачеве. И, видимо, не осознают, что мирные высказывания в адрес России следует переводить как снисходительное «ну, где ей с нами тягаться?» А может, и осознают, что Россия – не Советский Союз, но ничего другого, кроме пародии на конфронтацию придумать не могут. Но это неважно. Существенно другое. Поскольку опять возникает опасность проекции внешнеполитической разрядки на политику внутреннюю, нужен вот такой милый проект вроде модернизации. Он всем хорош: и бюджетом, и пиаром, и тем, что ограничен не экономикой даже, а исключительно технологиями. В советские времена идеологическая запрограммированность исключала превращение научно-технической революции в подобный проект, она так и осталась одной из многих тем агитпропа. А сейчас – сколько угодно. Правда, сейчас экономика немного более рыночная, чем в советские времена. И страна немного поменьше. И кроме сочетания приятного с полезным, которое в модернизационном проекте просто идеально, есть еще и такой критерий, как соотношение цены и качества. Но сказано: «чудо», – значит, чудо. Реванш за годы гуманитарной помощи и кредитов МВФ, американцы еще за ленд-лиз ответят! Да-да, реванш. Все тот же бессмертный роман вспоминаю я. Столичный дебют Александра Ивановича Корейко – «Промысловая артель химических продуктов «Реванш». Ну, это я еще мягко. А вот в блогосфере уже высказывают опасения насчет нобелевского лауреата. Мол, зря говорят, что ему терять нечего. Всегда есть, что терять. Что касается Жореса Алферова, то он, согласившись на участие в проекте, может потерять одну букву в фамилии. Пустячок, а неприятно. Зато как приятно будет и власти, и стране, что мы можем предъявить гнилой Америке настоящего нобелевского лауреата (за работы семидесятых годов, как это обычно бывает у физиков), выполняющего в этой артели важнейшую производственную функцию: «В задней комнате находилось производство. Там стояли две дубовые бочки с манометрами и водомерными стеклами, одна на полу, другая на антресолях. Бочки были соединены тонкой клистирной кишкой, по которой, деловито журча, бежала жидкость. Когда вся жидкость переходила из верхнего сосуда в нижний, в производственное помещение являлся мальчик в валенках. Не по-детски вздыхая, мальчик вычерпывал ведром жидкость из нижней бочки, тащил ее на антресоль и вливал в верхнюю бочку. Закончив этот сложный производственный процесс, мальчик уходил в контору греться, а из клистирной трубки снова неслось всхлипыванье, жидкость совершала свой обычный путь – из верхнего резервуара в нижний».