В Лектории Политехнического музея прошла лекция доктора исторических наук, профессора кафедры теории и истории государства и права Новгородского государственного университета, одного из ведущих специалистов по истории оккупации России в годы Второй мировой войны Бориса Ковалева «Мужчина и женщина во время оккупации СССР (1941–1944 гг.)». Лекция состоялась в рамках цикла лауреатов премии «Просветитель». Slon публикует 7 фрагментов лекции.

1. Советская сторона ждала от нацистских пропагандистов эффектных заявлений, но не ожидала того, что происходило в действительности: как только немцы занимали те или иные города и села, во вновь открывавшихся коллаборационистских газетах появлялись статьи в духе «Русская женщина. Мученица и героиня». Они писали, что за годы советской власти, за то время, пока Россия была под страшным игом большевизма, русская женщина забыла свое предназначение – что она мать, жена, тот самый человек, на котором держится христианская семья. Обращалось внимание и на то, что во время стахановского движения, череды пятилеток женщина превратилась в некое орудие труда, что она много работает и не может уделять время своим родным и близким. 

Газеты писали так: «Октябрьская революция и советская власть не выполнили своего торжественного обещания перед русской женщиной. Они не раскрепостили, а еще больше закрепостили ее. И все-таки советская женщина бескорыстно жертвовала временем, своей молодостью, своими нарядами, чтобы поддержать семью и своих детей, чтобы поставить последних на ноги».

Пропагандисты припоминали произведения киноискусства, литературы, которые довольно сильно воздействовали на население перед началом Великой Отечественной войны, и замечали, что в них любовные взаимоотношения представлялись обыденными, мещанскими и даже не вполне приличными. Воспевался только образ женщины-патриотки, беззаветно преданной своей Родине, всегда готовой на трудовые и военные подвиги. (Некоторые фильмы запрещались из-за своей безнравственности – например, «Сердца четырех», появившийся на экранах лишь в 1944 году, когда людям было необходимо получить какой-то глоток свободы.) Пропагандисты говорили и о появлении такого уродливого типа женщин, как грубая сотрудница НКВД или содержанка крупного чиновника, утратившая всякое женское достоинство.

Из всего этого следовал логичный призыв к угнетенной женщине: «Идти на совместную борьбу против общего зла, против общего врага, раздирающего нашу несчастную, многострадальную Родину».
2. Когда мы говорим о вопросе регулирования брачно-семейных отношений, нужно не забывать и о том, что немецкие пропагандисты говорили, что, в то время как русская семья начинает разрушаться, евреи этим пользуются – еврейки сочетаются браками с русскими мужчинами. Вследствие этого приходилось вырабатывать определенные инструкции для регулирования брачных отношений и недопущения такого в будущем. Они были одинаковыми и в Пскове, и в Белгороде – следовательно, все они исходили от Берлина. 

Брак признавался действительным только тогда, когда он заключался в органах ЗАГСа. Незаконными являлись браки с евреями, с родственниками, с людьми, уже находящимися в состоянии брака, и, наконец, с лицами, не достигшими брачного возраста. К евреям относились лица, исповедующие иудаизм или имеющие в своем роду евреев среди родственников до третьего колена. Если эти правила были соблюдены, то должно было происходить некое оглашение – на стенде около городской управы вывешивалась информация о готовящемся браке, о вступающих в брак, чтобы за 2–3 недели могли прийти люди и сообщить возможные препятствия для их вступления в брак. Также эти объявления публиковались на страницах коллаборационистской прессы. Если вышеуказанные требования были выполнены, то жених и невеста должны были красиво одеться и явиться в городскую управу, где записывались сведения о вступающих в брак. Далее молодоженам должны были дарить ценный подарок. В качестве такого редактором коллаборационистской газеты «Речь» Михаилом Октаном была предложена лучшая книга всех времен и народов «Mein Kampf», однако эту инициативу немцы не восприняли – они посчитали недопустимым распространение своей библии среди недочеловеков. Затем все шли в церковь. Всем батюшкам была дана инструкция – было запрещено венчать тех, кто не предоставит документального подтверждения из ЗАГСа. Чтобы у священников не было соблазна нарушать запрет, им грозили наказаниями вплоть до тюремного заключения. Почему церковь отодвигалась от системы регистрации брачно-семейных отношений? Больше всего боялись, что, вступая в брак, могут скрывать еврейство, меняться фамилиями. В инструкции было четко сказано: при вступлении в брак невеста получала фамилию мужа.

3. Что касается абортов, то они были запрещены на оккупированной территории. Запрещался и развод, при этом даже долгое отсутствие мужа без всяких вестей от него не было поводом к расторжению брака. В инструкции оговаривалось, что обоюдное согласие мужа и жены не являлось уважительной причиной для развода. В отдельных случаях разводы все же фиксировались, но тогда инструкция говорила, что необходимо выяснить, по чьей вине союз распался: если, например, он не был сохранен по вине мужа, то ему запрещалось вступать в последующий брак.
4. Однако нацистский оккупационный режим не сводился лишь к отношениям между местными мужчинами и женщинами. На территории появилось огромное количество иностранцев – немцев, итальянцев, румын. Их поведение было очень различным. Если брать градацию оккупантов по отношению к женщине, то наиболее жестокими и беспощадными оказывались карательные отряды из Эстонии и Латвии. Далее по жесткости шли финны. Испанцы проверяли женщин «на слабость»: если после приставаний они получали пощечину, то женщина автоматически переходила в категорию «сеньорит».
5. Но немцев было больше всего. В коллаборационистской газете «За родину» было опубликовано характерное стихотворение «О пользе изучения языка»: 

Всегда пригодится любая наука –
немецкий и русский хорошая штука.
Но странен учащимся выбор и вкус,
все девушки учат «их либе» и «кус».
Но знанье без практики – дело пустое,
и там, где учащихся встретится двое,
только и слышишь из девичьих уст:
«Ах, милый, ах, милый, еще один "кус"».
А он отвечает с досады, хоть плюй:
«Ах, медхен, ах, медхен, нох айн поцелуй». 

(Для не вполне владеющих немецким перевожу: «их либе» – я люблю, «кус» – поцелуй, «медхен» – девушка.)

Как завязывались отношения между немецкими солдатами и русскими девушками? Мы можем говорить о достаточно распространенных случаях насилия со стороны немецких солдат, но все-таки на первое место я бы поставил добровольно-принудительное сожительство. Причин согласия женщин было много: они старались избежать насилия со стороны других немецких мужчин или русских коллаборационистов. Но более серьезной причиной была нужда, голод. Для многих женщин такая форма сожительства была вынужденной временной формой, зато появлялась возможность получить от немецкого солдата «кусочек жизни». 

Конечно, был особый тип легкомысленных девушек, которым даже во время войны хотелось счастья, праздника, веселья, и в этих условиях немецкие кавалеры давали им возможность немного выделиться на фоне других, занять более привилегированное место. Однако в вопросах половых отношений немцы были довольно циничны и прагматичны – повсюду открывались публичные дома и бордели. Одним из самых известных и фешенебельных был публичный дом в Смоленске, куда для обслуживания клиентов пригласили девушек из Польши и Франции. В других городах ситуация была проще – там просто объявлялся набор девушек для службы в публичных домах. О публичном доме в Курске писал в своих книгах Илья Эренбург – он описывает трагическую судьбу тех женщин, которые ради шампанского, ради подачек пошли на сближение с немцами.
6. В бывшем архиве ЦК КПСС есть крайне интересный документ, посвященный тому, что долгое пребывание немецких солдат на востоке подрывает их моральный облик, о том, что немецкие солдаты забывают о своей национальной идентичности. Это «Памятка солдату о поведении в оккупированных восточных областях», которая вышла 8 июня 1942 года. 

В ней, в частности, говорится следующее: «В оккупированных областях немецкий воин является представителем германской империи и ее власти. Он должен это чувствовать и соответствующим образом вести себя. Затяжная война, пребывание на гарнизонной службе сопряжены с той опасностью, что отношения с женской половиной гражданского населения становятся более близкими, чем это желательно. Поддержание престижа вооруженных сил и угроза опасности причинить вред чистоте расы требуют того, чтобы этому вопросу было уделено серьезное внимание и чтобы в этом отношении на солдат оказывалось постоянное воздействие». 

В таких условиях было признано необходимым, чтобы немецкие солдаты оставались на постой группами по 3–4 человека, где каждый из них следил друг за другом и не допускал падения нравов. Однако принятые меры не всегда помогали. И в Орле местное командование приняло решение о том, что, если девушка докажет, что она родила ребенка от немецкого солдата, немецкое командование будет готово выплачивать алименты. Подобные вещи не поощрялись, но если немецкий солдат сам признавал, что сожительствовал с русской девушкой, некие деньги она получала.
7. Очень тяжело было тем женщинам, которые были заняты на немецких предприятиях и в немецких учреждениях. Многие девушки были внедренными агентами из партизанских отрядов – именно они добыли информацию по немецким укреплениям по линии «Пантера». Полковник КГБ Зинаида Воскресенская в своих воспоминаниях «Теперь я могу сказать правду. Из воспоминаний разведчицы» описывает эпизод, когда она, оказавшись в Воркуте, познакомилась там с заключенной Ольгой, осужденной «за сотрудничество с гитлеровскими оккупантами». Из рассказа Ольги выясняется, что перед тем, как немцы оккупировали Орел, будущей заключенной предложили работать на Советский Союз. Она встречалась с немецкими офицерами, собирала информацию. Однако когда Орел освободили, местные жители донесли на «мерзкую девку Ольгу», гулявшую с немцами. Никакой информации, подтверждающей, что она была советским агентом, найдено не было. Девушка получила 25 лет лагерей. 

Благодаря активному вмешательству Воскресенской Ольга была полностью реабилитирована «за отсутствием состава преступления». Но, как мы понимаем, далеко не все подобные истории заканчивались так хорошо. И хотя обычно женщину только за половую связь к уголовной ответственности не привлекали, жить с клеймом «фашистская подстилка» было нелегко. Еще хуже приходилось детям, привыкшим с детства к кличке «фашистенок». 

Говорить о судьбе женщин, детей, стариков на оккупированной территории очень тяжело, ведь они были брошены на произвол судьбы и, не покидая своего родного дома, вмиг оказались во враждебной загранице. И на что бы ни пускались женщины, пытаясь выжить и обеспечить своих ближних – да и просто в погоне за счастьем, – сказать о них хочется только одно: не судите, да не судимы будете.
Посмотреть видеозапись лекции можно на сайте Лектория Политехнического музея.