Соломон Никритин. Суд народа. 1934

«Их двое, и один из них живой», – объяснил Павел Крашенинников процесс над умершим Магнитским и живым, но тоже отсутствующим на суде Браудером. Теперь в России можно и мертвого судить. По крайней мере, с точки зрения главы Комитета Госдумы по уголовному законодательству, это нормально. У нас в последнее время многое ненормальное стало нормальным. Это в прошлом Россия была страной матрешек, березок и черного хлеба. Сейчас она ассоциируется с уникальными процессами типа «Пусси Райот» или дела об украденной у самого себя нефти, с огромным числом дел об экстрадиции, которые суды различных стран регулярно рассматривают и удивляются уровню правовой системы нашей страны.

Дело Браудера – Магнитского уже рассматривалось Интерполом. Обосновывая свой запрос на экстрадицию, прокуратура представляет материалы дела. «Коммерсантъ» пишет, что в отказе Интерпола говорится, что дело «политически мотивировано». В российском судебном процессе фактически были повторены те же материалы, что и рассматривал Интерпол. То, что увидел Интерпол, наши судьи не увидели. Для них этот процесс законен уже потому, что он поступил в суд. Значит, они обязаны рассматривать дело. А значит – обвинительный приговор. Судье остается определить только сроки наказания.

Недавно я присутствовала на встрече с прокурорами из Генпрокуратуры и представителями уполномоченного по правам предпринимателей. Обсуждалось одно уголовное дело, которое, на наш взгляд, было высосано из пальца. Предприниматель Лущеко выиграл конкурс и заключил контракт на выполнение ремонтных работ в Малом театре. На каком-то этапе работ ему перестали платить, а он, в свою очередь, на недоплаченную сумму недовыполнил работ. Бизнесмену казалось, что это нормально – приостановить работы, если оплата их остановилась. 

Уголовное дело о мошенничестве возбудили по факту получения им аванса в тот момент, когда работы еще не были выполнены. Обвинили его в хищении аванса. Тот факт, что работы по окончанию срока были выполнены и государство осталось должно предпринимателю, следствие во внимание не приняло. Задаем вопрос: «Как же он похитил аванс, если эти деньги пошли на выполнение работ? Зачем, спрашивается, ему выполнять работу, если он хотел похитить аванс?» – «А он, – отвечают прокуроры, – специально выполнил работу, чтобы завуалировать преступление». – «А зачем таким способом вуалировать преступление, выполняя работы? В чем смысл?» – недоумеваем мы. – «А для того, – учат нас прокуроры, – чтобы получить смягчающие обстоятельства на суде». 

Разве это не дикость? Оказывается, в России все работы выполняются только ради того, чтобы получить на суде смягчение наказания! Побывав на той встрече, я до сих пор под впечатлением. Мы пытались донести до них то, что лежит вне их уровня понимания. Мы говорили о том, что предприниматель имеет право получать прибыль, а если он выиграл конкурс, значит, с этой ценой заказчик был согласен. Мы говорили о том, что это неправильно – возбуждать дело на середине контракта, когда, действительно, аванс получен, а работы еще не выполнены. 

В какой-то момент я эмоционально спросила сидящих на другом конце стола следователей и прокуроров: «Почему вы говорите с нами так, как будто мы с вами враги?» Я увидела, что они смеются надо мной. Один сказал: «Девушка, вы ничего не понимаете в Уголовно-процессуальном кодексе. Мы действуем абсолютно законно. Законно и обоснованно». После встречи я поняла: они не могут и не будут мыслить по-другому. Это сообщество людей, как будто находящихся в зазеркалье. А может, я сама в зазеркалье? Мне кажется, что судить мертвого невозможно. Они говорят, что закон это позволяет. 

И я понимаю, что они не перестанут так мыслить никогда и они учат этому друг друга. Преступлением они могут сделать любой факт, любое событие, надо просто описать его, используя правильные юридические термины. И тогда ничто не имеет значения: ни смерть фигуранта, ни отсутствие события преступления. Это уже было описано в «Процессе» Кафки. Главный герой был приговорен к смертной казни без всякого преступления. Как и Магнитский.