Сергей Алексашенко: «Премьер дает такой диагноз: больной, у вас цирроз, но нате вам таблетку от головной боли»

Российская экономика стагнирует. Государственные обязательства растут, а доходы падают. Главный редактор Slon Андрей Горянов спрашивает у ведущих российских экономистов в специальных выпусках программы «Чай со "Слоном". Хроники стагнации» о причинах падения. Гость первого выпуска – Сергей Алексашенко, директор по макроэкономическим исследованиям Высшей школы экономики.

Вот некоторые тезисы этого длинного разговора и само интервью:

ВВП России два квартала подряд снижался. Президент понимает, что ситуация в экономике сложная, но сам себя убеждает, что она не очень плохая. Хуже всего с региональными бюджетами, ведь по ним замедление экономики ударило сильнее. Путин испытывает огромное чувство дискомфорта. Почему? Оценка ситуации премьером Медведевым – адекватная. В чем стратегическое противоречие между президентом и премьером? «Разбрасывание денег с вертолета» в России не сработает. Тратить деньги эффективнее? Это фантастика.

– Сергей, вот Путин говорит: «Слава богу, это пока не кризис». А вам тоже так кажется?

У президента, скорее всего, просто другое понимание слова «кризис». Для него кризис – это как осень 2008 года, когда цена на нефть $148 упала на $32, когда грузооборот железных дорог в течение двух месяцев упал на 30%, когда центральный банк тратил на поддержку рубля миллиарды долларов в неделю и когда курс доллара начал улетать к отметке 40. Для него сейчас ситуация выглядит лучше, чем осенью 2008 года. И, конечно, пока ничего, что было бы хуже осени 2008 года, в российской экономике не наблюдается.

– Это экономическая слепота или президент действительно понимает ситуацию и оценивает ее как негативную?

– Мне кажется, что президент понимает, что ситуация в экономике сложная, но сам себя убеждает, что она не очень плохая. Я вижу, что российские экономические министры или помощники президента не хотят быть гонцами, которые приносят плохие вести. 

В России ведь измеряют темпы роста не квартал к предыдущему кварталу, как весь мир, чтобы точнее видеть картину, а меряют к соответствующему периоду прошлого года, и это такой арифметический трюк, который лишь помогает затушевать реальное положение дел. Мне кажется, что это политический заказ. Президенту не хочется – его тоже можно понять – быть президентом той страны, экономика которой находится в кризисе, и признать, что всего лишь после полутора лет президентства экономика опять в кризисе.

– Когда Путин шел на третий срок, его предупреждали, что экономика начинает тормозить... 

– Предупреждали независимые эксперты. Эксперты, которые работают в правительстве или тесно сотрудничают с президентом, думаю, этого не говорили, зато рассказывали, что 3–4%, а то и 5% роста экономике обеспечено. Вы почитайте программные экономические статьи Путина образца февраля 2012 года или выступления министров того времени. Как только президент это сказал – в экономике нет кризиса, – те люди, которые понимают реальное положение дел, оказываются загнанными в угол. Либо они должны противоречить президенту, либо должны молчать и наплевать на свое профессиональное самолюбие.

– Экономика тормозится, доходы выпадают из бюджета, но одновременно стоимость нефти высока настолько, что позволяет российской экономике существовать без мощных просадок. То есть в принципе никакого резкого негатива не ожидается. Так ли это?

– Где-то с 2010 года цена нефти находится в достаточно комфортном коридоре $100–120 за баррель. До недавнего времени. До начала этого года, может быть. Даже еще до I квартала этого года. Мы потом вернемся к этой теме.

Внешне кажется, что с бюджетом, особенно с федеральным, все хорошо – он по-прежнему получает 50% своих доходов от экспорта нефти и газа. И вроде бы как бюджет в состоянии финансировать свои обязательства. Только когда мы смотрим на структуру федерального бюджета 2014–2016 годов, который сейчас внесен в Думу, то видим, что доля расходов на человеческий капитал – это образование, здравоохранение, наука, культура – снижается. В тот 5-процентный секвестр, который был с бюджетом 2014 года, попали очень многие социальные расходы.

Но с федеральным бюджетом, давайте честно, ситуация еще не очень плохая. Гораздо хуже ситуация с региональными бюджетами, которые попали в тиски. С одной стороны, по ним замедление экономики ударило гораздо сильнее, потому что налог на прибыль идет в региональные бюджеты, и там падение поступлений налога на прибыль составляет 20–25% к прошлому году. Там не то что нет роста – там сильное падение налоговых сборов. Одновременно федеральный бюджет, выполняя решения Путина, сократил трансферты в регионы, то есть у региональных бюджетов денег стало существенно меньше. Плюс возникли расходные обязательства повысить зарплаты врачам, учителям. Не выполнить указы невозможно, иначе ты лишаешься места губернатора. Ты обязан их выполнять. И ты сокращаешь все, что можно. Для того чтобы выполнить указы президента, региональные бюджеты начинают сокращать остальные расходы. И в этой ситуации, как правило, первыми под нож идут инвестиции.

– Отсутствие денег и рост расходов надо чем-то компенсировать. Верите ли вы, что можно повышать эффективность расходования средств, как говорит Путин?

– Вот смотрите, мы говорим об эффективности. Содержание чиновничьего «Форда-Фокуса», которыми наполнена Москва, стоит 70 тысяч рублей в год. Содержание BMW 7-й серии, на которой ездит министр, – сидите крепко – 14 миллионов рублей в год. Это $450 тысяч, если не ошибаюсь. Это не вопрос воровства, это вопрос абсолютно бесконтрольного отношения к бюджетным деньгам. Потому что парламент не место для дискуссии, а Минфин абсолютно не готов спорить с управлением делами президента, и в результате тратятся какие-то безумные деньги на всех уровнях. Наверное, будет перехлестом назвать это воровством, но то, что бюджет нужно чистить по полной программе, – это правда.

– Со стороны кажется, что в администрации президента царит успокоенность. Все хорошо, нефть высокая, не нужно делать никаких резких движений...

Основная проблема связана с тем, что есть огромное недоверие к публичным институтам, и в первую очередь к судам и правоохранительной системе, поэтому то, что нужно делать, – это повышать свободу предпринимательства, бороться за повышение эффективности госуправления, повышать степень доверия к судам. Вот что предлагает делать премьер стратегически. Но конкретно он собирается делать следующее – 100 миллиардов рублей кредитов малому бизнесу, регионам дадим право давать налоговые льготы.

Ну извините, у премьера получается следующее. Диагноз: больной, у вас цирроз печени, но нате вам таблетку от головной боли. Оценка ситуации премьером адекватная, что нужно делать примерно, премьер обозначает абсолютно точно. Но здесь у него расхождения с президентом. А дальше идет следующее – если премьер прав, если речь идет о доверии к публичным институтам, если речь идет о судах, если речь идет о правоохранительных органах – это не вопросы премьер-министра, и это вообще не вопросы экономических министров, это политика. Это политические решения.

Какие же политические решения мы получаем в ответ? Объединение судов. Абсолютно неэффективный, непрозрачный, лишенный доверия Верховный суд становится во главе, на его базе происходит объединение высших судов. Высший арбитражный суд, который хотя бы пытался обеспечивать прозрачность, фактически ликвидируется. Поэтому здесь находится абсолютное стратегическое противоречие между президентом и премьером. Но премьер не может противоречить президенту, он должен соглашаться.

– А есть ли какое-то дно, на которое должна рухнуть экономика?

– Я не жду. Я думаю, что будет медленное ухудшение дел.

– Когда произойдет изменение позиции президента в отношении постановки диагноза и выбора стратегических приоритетов?

– Боюсь, что не скоро или даже никогда. Потому что президент, возможно, и хочет честных судов, но понимает, что как только появятся честные суды, то тут же появятся честные выборы. А, извините, это уже угроза потери власти. И это ровно то, чего не хочет Владимир Путин. Он не хочет ни в коем случае подвергать сомнению, атакам с чьей-либо стороны свое право удерживать власть столько, сколько он хочет.

– А есть ли какие-нибудь эффективные способы подлечить экономику без институциональных реформ? Вот прямо сейчас произвести какие-то действия, которые могут привести пусть к небольшому, но росту. На один-два квартала хотя бы? 

– Нет, и вот почему. Самое очевидное краткосрочное решение – это ослабить бюджетную политику. Бюджетная политика в России, если смотреть на нее с канонов экономической теории, неправильная. Потому что экономика явно тормозит, и в этот момент нужно ослаблять бюджетную политику – давать экономике больше денег. Но Минфин и президент стоят очень жестко на позиции, что дефицит госбюджета недопустим. Если взять абстрактную экономику, то правильное решение – увеличить дефицит бюджета, тем более госдолг составляет 10% ВВП, а это практически ничего. Надо довести дефицит госбюджета до 3% ВВП и 2–4 года профинансировать российскую экономику – увеличить государственный спрос, увеличить инвестиции в надежде на то, что это оживит экономику. То есть сделать все то, что делали все остальные страны.

– Может быть, не «разбрасывать деньги с вертолета», но строить дороги, мосты. Даст ли это какой-то эффект в России? Статистически, конечно, даст. Нужно четко понимать, что увеличение бюджетных расходов напрямую ведет к статистическому увеличению ВВП. Вопрос: увеличение бюджетных расходов решает недоверие бизнеса к власти? Нет, не решает. Если вы истратите больше денег из бюджета, будет ли бизнес больше инвестировать? Нет, не будет, потому что права собственности не будут защищаться лучше.

Но в свою очередь этот бюджет, из которого берутся расходы, по большому счету складывается из налогов. Если бизнес будет инвестировать меньше, то промышленность будет снижаться и налоги будут снижаться. Дальше – окей, 2–3 года дефицит госбюджета держим на уровне 3%, а экономика при этом растет на 1–2% в год. Это хороший результат? Нет, хотим больше. Ну давайте 5% дефицита сделаем. А 5-процентный дефицит – это уже за границей устойчивости. Это очень опасная траектория, и я думаю – и Минфин, и Минэкономики, и президент помнят, что было в 1998 году.

– Историческая память?

– Да, историческая память. Такие фантомные боли, что дефицит недопустим.

– Ну не коррупционная, воровская, давайте так.

– Хорошо, воровская, давайте так... И в итоге губернаторы и другие чиновники вынуждены будут тратить те деньги, которые у них есть, выполняя указы президента, просто эффективнее. Или это фантастика?

– Не хочу всех мести под одну гребенку, есть разные губернаторы. Хочется в это верить, но пока мне кажется, что это фантастика.

_______

Прочитать полную расшифровку интервью вы можете здесь