На выставке Валентина Серова в Третьяковской галерее на Крымском Валу.
Сергей Бобылев / ТАСС
Одним из главных советских мифов был миф о высокой культурности масс: все поголовно читали классику, ходили в музеи, не пропускали ни одной премьеры, билетов было не достать. О последнем факте поклонники советской империи сообщают с особой гордостью, примерно как сейчас о четырехчасовом стоянии на морозе в Третьяковку.
В стране, где денег и времени у всех поровну, а развлечений немного, культура быстро встает в один ряд с другими дефицитами: одеждой, машиной и колбасой. И спрос на лишний билетик в такой стране был той же природы: брать, пока дают, а потом разберемся. Ведь и у директора советского универмага мог лежать на столе заложенный на 14-й странице «Новый мир»: не факт, что директор его читал – просто это был «хороший тон». Публика, которая посещала директора, была в том числе и новомирская, и директор учитывал ее вкусы, желая получить в обмен на сервелат пропуск в мир других дефицитов – на Таганку или на концерт Рихтера.
Как только начались девяностые, все эти миллионы «самой читающей страны» мигом ужались до вполне европейских пяти процентов от общего числа населения – то есть до той нормы, которая характерна для любой демократической страны. (Есть подозрение, впрочем, что точно такой же процент «читающих» был и при советской власти, а остальные были просто любителями дефицита.) Зато появились новые потребители прекрасного – они ходили на антрепризу, на концерты Серова-певца и на творческие встречи с советскими актерами, которых до этого видели только по телевизору.
Толпа никогда не является показателем уровня искусства или возросшей духовности
Это была частью новая, а частью та самая бывшая интеллигентная публика; это была условно семья директора универмага, которая с наступлением действительно нового мира перестала стесняться своих увлечений и вкусов. У нас эту публику презирали, конечно, и называли нуворишами, но если задуматься, то им мы должны быть благодарны за тот небольшой культурный рынок, который в России сложился. Благодаря им заработали свои первые приличные деньги и скрипач из симфонического оркестра, и актер старой школы, которому не платили в театре, и бывшая библиотекарь, которая решилась написать свой первый роман «Ночное убийство в библиотеке», удачно впоследствии раскупленный. А дети нуворишей – лучшие, конечно, из них – стали ездить на концерты в Ла Скала и Венскую оперу, смешавшись с детьми бывших советских библиотекарей и скрипачей и с потомками бунинско-набоковской эмиграции; таким образом, у нас худо-бедно выковался новый культурный класс, он же – буржуазия.
Нынешняя очередь на Серова-художника – безусловно интересный феномен, и втайне ему все рады: тема в любом случае гуманная, хотя бы не очередная агрессия, а нечто даже напротив. Но эта очередь – феномен в первую очередь социологический, а никак не культурный.
