Фидель Кастро и Владимир Путин, 2000. Фото: Владимир Родионов и Сергей Величкин / ИТАР-ТАСС
В международном политическом мартирологе последнего десятилетия имен много – от Уго Чавеса и Нельсона Манделы до Ким Чен Ира и Бориса Ельцина, но Фиделю Кастро, давно отошедшему от дел и посвятившему последние годы в основном разной степени убедительности опровержению слухов о собственной смерти, удалось и тут оказаться круче остальных современников. Вместо положенного в таких случаях «ничего себе, он до сих пор был жив?» Кастро, умерев, легко доказал свое право быть самой спорной личностью из всех мировых лидеров, умерших в этом веке. В России, конечно, тоже спорят о Кастро, это объяснимо – нам он не чужой, у нас и Кобзон с накладной бородой пел в его честь «Куба – любовь моя», и Евтушенко писал стихи о «вдохновенном, как Моцарт, Кастро», а Карибский кризис 1962 года был, очевидно, наивысшей точкой расцвета СССР как мировой державы, и этой точки, конечно, без Кастро тоже не было бы. Но едва ли сейчас дело в Кобзоне, Евтушенко или даже Хрущеве; для современных россиян Куба уже который год остается популярным направлением экзотического туризма, который делает любую политику и любую историю не более чем дополнением к дорогой путевке, и если в России сейчас спорят о Кастро, то причины такого неравнодушия (много ли спорили у нас о Манделе или о Ким Чен Ире?) стоит искать, очевидно, не на пляжах Варадеро, а в заснеженной реальности нашей северной части Восточного полушария.
