Александр Петриков специально для «Кашина»

Ключевой вопрос этих суток – был ли Путин в ярости, когда узнал.

Чтобы не томить, ответим сразу: да, конечно, был в ярости. Рвал и метал. Дальше, видимо, было что-то вроде дознания, когда обзванивается круг самых очевидных подозреваемых, и каждого спрашивают – Ты, ты, ты? И когда кто-то отвечает, что да, это я, – тогда с ним происходит разговор в том духе, что как же это ты, братец, так переусердствовал; наказания не последует, более того, на аппаратной и политической судьбе преступника это никак не скажется, и вся государственная машина (следователи, судьи, пропаганда) начнет работать на то, чтобы отвести подозрение от того, кто это сделал. Это закон, никак не зависящий от конкретных обстоятельств и имен – с давних уже пор у нас на любое преступление, в котором можно заподозрить государство, первой государственной реакцией оказывается заметание следов. Они еще сами не знают, кто это сделал и почему (кто сбил «боинг», кто убил Немцова и т.п.), но с первых же минут начинают вот это – да может, он сам себя, да может, провокация, подставили, сакральная жертва и все такое. Рефлекс, фоновая реакция, которую правильнее интерпретировать даже не как «да, это мы», а чуть менее уверенно – «да, это могли быть мы, и на всякий случай мы сразу соврем, а потом будем разбираться».

Сюжетов такого рода за двадцать лет скопилось достаточно, чтобы искать закономерности, и правильнее будет сначала обозначить две крайности. Первая: злой Путин в своем логове сидит и придумывает всевозможные зверства – взорвать дома (1999), посадить Ходорковского (2003), убить Политковскую (2006), замучить Магнитского (2009), покалечить Кашина (2010), сбить «боинг» (2014), убить Немцова (2015), отравить Скрипаля (2018), отравить Верзилова (2018), арестовать Голунова (2019), отравить Навального (2020). Такой, значит, доктор Зло, кинематографический преступник, до сих пор не встречавшийся в реальной жизни. Понятно, что в такое мы не верим. Тогда крайность вторая: в том же логове сидит глупый прекраснодушный Путин, увлеченный, скажем, историей Второй мировой войны, пишет статью про поляков, а за его спиной всевозможные злодеи занимаются своими злодейскими делами – Сечин сажает Ходорковского, Кадыров убивает Политковскую и Немцова, Шойгу сбивает самолет, следователь Карпов и тюремщики доводят до смерти Магнитского, Турчак избивает Кашина, полицейские подбрасывают Голунову наркотики, Петров с Бошировым травят Скрипаля, а Пригожин – Верзилова и Навального. Все действуют по собственной инициативе, все исходят из того, что Путину до них нет дела. Каждое преступление таким образом можно воспринимать как эксцесс исполнителя, поставленного на определенный участок и однажды переусердствовавшего.

Вторая крайность, и это бросается в глаза, выглядит гораздо правдоподобнее первой, но есть важное уточнение. Если каждый исполнитель после каждого эксцесса остается безнаказанным и не лишается не только свободы, но даже и должности (а мы ведь и о наградах ничего не знаем), то эксцессы легко объединяются в систему. Преступления людей высшего номенклатурного круга не похожи друг на друга ни по манере исполнения, ни по уровню скандальности, ни по масштабу жертвы, но заканчивается все одинаково: уводя преступников от ответственности, Путин зачем-то берет ответственность на себя.