Один из протестующих с флагом около советского танка. Вильнюс, ночь 13 января 1991 года. Фото: wikipedia.org
Вторая часть статьи о времени и правлении Михаила Горбачева. Первая часть здесь.
От «новой исторической общности» к «Вороньей слободке»
Горбачев столкнулся с еще одним сильным явлением, о котором он, скорее всего, не догадывался. С национализмом и сепаратизмом. Какой-то диссидентско-интеллигентский национализм в стиле славянских будителей XIX века в СССР всегда был, и некоторые политические деятели и даже лидеры постсоветских стран как раз из него и вышли, – например, Гамсахурдия, Эльчибей, Зенон Позняк, Вячеслав Чорновил, – но большинству населения было плевать, насколько там имперские власти притесняют национальные языки и культуру, по мнению этих диссидентов.
Всегда был и местный низовой национализм, особенно в регионах с неблагоприятной социально-экономической обстановкой и совместным проживанием многих национальностей – как это было в Ферганской долине, Сумгаите или на Северном Кавказе. Там регулярно случались какие-то стычки и драки, с ними справлялись, кого-то сажали, кого-то снимали, тем все и заканчивалось.
Но в поздние 1980-е на фоне экономического кризиса, ощущения сокращения ресурсов и ослабления давления из центра появились новые настроения. Во-первых, у многих людей ненавистная и надоевшая коммунистическая власть ассоциировалась с Москвой. Причем была ведь и память о предыдущих реформах, вселявших надежды, а потом заканчивавшихся ничем. Поверить, что огромная советская махина действительно способна меняться, было довольно трудно, но могла быть надежда, что если завоевать побольше самостоятельности, то, может быть, получится сохранить реформы в своем небольшом уделе.
Попутно выяснилось, что, несмотря на все попытки советской власти, застарелая многовековая вражда между соседними народами никуда не делась, а в кризисные времена с недостатком ресурсов только обострилась.