Портрет Германа Геринга. Wikipedia
Журнал «Будущее» не популяризирует и не романтизирует фашизм.
Для Германа Геринга 31 августа 1939 года оказалось чрезвычайно насыщенным днем. Он занялся транспортировкой предметов искусств из имения Каринхалл, встретился с британским послом Невилом Гендерсоном и два часа рассказывал, как германское правительство мечтает установить дружественные отношения со всем миром. В том же разговоре министр авиации пригрозил собеседнику бомбардировками в случае, если Лондон поддержит Польшу, и даже пообещал лично направить самолет в сторону Англии. После таких заявлений предложение начать переговоры выглядело откровенно нелепо.
К тому времени и сам Геринг понимал, что избежать конфликта с Великобританией невозможно, но все равно держался самоуверенно и на публике не допускал ни малейшего проявления тревоги. Маска спала лишь вечером того же дня накануне начала Второй мировой войны, когда прославленный офицер приехал в Каринхалл и отправился на прогулку с женой Эммой.
«Когда муж вернулся домой, он выглядел так, словно был надломлен, — вспоминала она. — Он сел, обхватил голову руками и прошептал: «Я все перепробовал, абсолютно все! Но это совершилось. Мы начинаем войну. Она будет жестокой, намного более жестокой, чем это можно представить».
На следующий день место искреннего и напуганного человека снова занял манипулятор, фанфарон и циничный пропагандист. В разговоре с шведским предпринимателем Биргером Далерусом он рассказал о бессовестном нападении польских радикалов на немецкую радиостанцию в Глейвице, прекрасно зная, что на самом деле провокацию подготовили и исполнили его соотечественники — группа подготовленных агентов под командованием начальника гестапо и группенфюрера СС Рейнхарда Гейдриха.
На протяжении августа 1939-го Далерус по просьбе Геринга пытался разрядить обстановку в отношениях Германии и Великобритании: организовать переговоры, согласовать раздел Польши путем плебисцита «под международным контролем». Швед и немец разными способами старались предотвратить катастрофу мирового масштаба, которая обязательно случилась бы, если бы Великобритания вступилась за поляков и объявила войну рейху. Попытки осложнялись тем, что каждый раз, оказавшись на виду, Геринг надевал непроницаемую маску и с неиссякаемым патриотическим пафосом вещал о превосходстве Германии над любыми противниками.
В общении с женой или Далерусом он проявлял искренность и адекватно оценивал происходящее — как бы ни закончилась для его страны война против британцев, она точно обернется огромными потерями во всех сферах. Как только Геринга вызывал фюрер, он полностью преображался и как будто не допускал даже мысли о мирном урегулировании вопроса. Еще в 1938 году, когда речь зашла об аннексии Судет, ветеран Первой мировой четко осознавал возможные последствия и недостатки вермахта, но, как и другие приближенные к Гитлеру, ни за что не согласился бы предостеречь своего мессию и пророка от неадекватных решений.
«В ответе Геринга жене проявилось человеческое лицо солдата, который мыслил разумно, который познал ужасы войны, который желал бы вырастить дочку, которому хотелось бы мирно наслаждаться накопленными богатствами и который временами относился с жалостью к несчастьям соотечественников», — раскрыл другую ипостась высокопоставленного нациста французский историк Франсуа Керсоди.
Герман Геринг сочетал идеологическую преданность с прагматичностью бизнесмена, склонность к самолюбованию с неподдельным беспокойством о судьбе родины, непомерную страсть к роскоши и материальным благам с риторикой офицера и патриота. Специфические личные качества сделали его практически идеальным политиком для тоталитарного государства. За глаза над Герингом насмехались за лишний вес, психологические проблемы и напыщенность, но он, пожалуй, лучше любого другого нацистского руководителя знал, когда лучше проявить лояльность и поддержать фюрера, а когда — остаться на втором плане и сосредоточиться на личной выгоде.
Впрочем, даже такой относительно рациональный подход к жизни и карьере не спас коллекционера, военачальника и политика от самозабвенного падения в пропасть Второй мировой вслед за своим лидером. Как бы Геринг ни сокрушался о начале новой войны в разговорах с близкими и родными, на публике он оставался лакеем человека, подарившего ему смысл жизни после войны предыдущей. На его примере особенно интересно разобрать, что мотивирует слуг тиранов, как они приходят к своему статусу и почему почти никогда не останавливают хозяев, даже если обладают властью и влиянием.
