Уинстон Черчилль на руинах собора Святого Михаила в Ковентри, 1941 год
Фото: Imperial War Museums.
«Воздух наполняли грохот орудий, вой бомб, ужасные вспышки и гром разрывов. Небо, казалось, сплошь устлано самолетами».
«Стена огня выглядела нереальной. Безумный страх сковал меня. С тех пор у меня в голове крутилась лишь одна мысль, снова и снова: «Я не хочу сгореть». Не знаю, сколько людей падали мне под ноги. Думать получалось только об одном: я не должен сгореть».
Первое воспоминание принадлежит английскому констеблю и относится к ночи с 14 на 15 ноября 1940 года, когда люфтваффе атаковали Ковентри. Второе — очевидцу бомбардировки, накрывшей немецкий Дрезден 13 февраля 1945-го. Оба этих события, несмотря на разные обстоятельства и промежуток более чем в четыре года между ними, превратились в трагические символы Второй мировой. Они показали, что война — не противостояние фигурок на шахматной доске, а пронзительный вой бомбардировщиков, свист бомб, грохот взрывов и завалы, под которыми гибли целые семьи.
Тушение пожара во время бомбардировки Лондона
Wikipedia
К моменту налета на Ковентри «Блиц» продолжался уже больше двух месяцев. Под обстрелами оказывались Лондон, Ливерпуль, Бристоль и Бирмингем, но ни на один из крупных городов бомбардировка не оказала настолько разрушительного и гнетущего воздействия. Население Ковентри в ноябре 1940-го, по официальным данным, составляло от 150 до 200 тысяч человек. В относительно небольшом промышленном центре, славившимся старинными зданиям и величественным собором, атака продолжительностью 11 часов воспринималась как конец света. Воздушный рейд, который министр авиации Третьего рейха Герман Геринг организовал спустя шесть дней после налета британцев на Мюнхен, отличался от всего, с чем доводилось сталкиваться местным.
За предыдущие 17 налетов немцы сбросили на Ковентри 198 тонн бомб и убили 176 человек. За одну ноябрьскую ночь на город упало больше 500 тонн бомб. Общее количество жертв составило 568 мирных жителей, а еще 865 человек получили серьезные ранения. Самая масштабная на тот момент атака люфтваффе с начала войны выделялась еще и потому, что кроме промышленных объектов — заводов и фабрик — авиаторы уничтожали жилые дома, муниципальные учреждения и исторические памятники.
Именно из-за этого в последующие годы появились теории о том, что нацисты преследовали не только прагматические цели. Некоторые исследователи и очевидцы говорили, что
Гитлер планировал, выведя «Блиц» на новый уровень, одновременно деморализовать население Британии и отомстить за атаку на Мюнхен — один из самых значимых городов для национал-социализма и для фюрера лично.
Бомбардировка Ковентри «уступает» по количеству жертв многим последующим налетам Второй мировой (в том числе атаке на Дрезден), однако именно она ознаменовала переход к новой, безжалостной войне, в которой не было места джентльменским соглашениям о недопустимости обстрелов гражданского населения, милосердию, а порой — даже рациональности. Войне, в которой собор или бомбоубежище могли считаться такими же «законными» целями, как судостроительная верфь или завод по производству деталей для истребителей.
Случившаяся спустя четыре года и два месяца бомбардировка Дрездена лишь обострила вопросы о степени допустимости насилия, которые впервые появились именно после Ковентри. Действия британской и американской авиации называли местью Черчилля за «Блиц» и критиковали за неоправданность: они не пошатнули непоколебимое стремление Гитлера сражаться до полного уничтожения, зато унесли жизни десятков тысяч обычных людей.
Споры о том, считать ли произошедшее в Дрездене военным преступлением, активно ведутся и в XXI веке. После войны в стороне от них не остался и Черчилль — британский премьер пожалел, что санкционировал бомбардировку, а командующего Королевскими ВВС Артура Харриса обвинил в «чистом терроре и бессмысленном уничтожении».
Существует ли граница, за которой даже «враг» превращается из противника в человека, страдания которого не вызывают ни радости, ни прилива патриотизма? И можно ли вообще считать «врагами» тех, кто не планирует налеты и не отдает приказы, не исполняет их и не сбрасывает бомбы, а водит детей в школу, экономит продукты, боится, радуется и мечтает о возвращении к нормальной жизни? Война — это столкновение государств, идей, народов и армий или преступное истребление, обесценивающее любые этические и моральные принципы? Можно ли в контексте войны вообще говорить о правилах, если война сама по себе представляет надругательство над самыми основными правами любого человека?
Вопросы, раньше казавшиеся далекими и бессмысленными, после бомбардировок Ковентри и Дрездена превратились в фундаментальные и определяющие для понимания того, как существовать в мире, где возможно подобное. Из патриотического крестового похода, за которым следили по статьям в газетах и радиорепортажам, война превратилась в то, чем она остается 80 лет спустя: в человеческую трагедию.
