Поезд на российско-китайской границе © wikipedia.org
Одни противники происходящего остаются в России, другие из нее уезжают. При этом и те, и другие активно обсуждают, в том числе в социальных сетях, тему коллективной вины и коллективной ответственности. Нередко ведутся жаркие споры, чья вина и ответственность больше — у тех, кто находится с внутренней стороны границы или у тех, кто эту границу пересек. Поэтому в ходе очередной волны исследования мнений образованных несогласных, остающихся в России, я сосредоточилась и на этой теме.
Социологический опрос проводился онлайн, 20–21 ноября 2022 г., в нем приняли участие 1300 человек. Если коротко охарактеризовать участников опроса, то это жители Москвы (48%), Санкт-Петербурга (19,4%) и других городов России, в основном городов-миллионников, краевых и областных центров. Возраст респондентов был очень разным: ровно треть респондентов еще не достигла 30-летия, 21% — 30–39 лет, 20% — 40–49 лет, остальным 50 лет и более. В профессиональном плане больше всего было представителей науки и образования — 15,4%, далее с 10–11% следуют представители IT-сектора и инженеры; культуры, литературы, искусства; управления и менеджмента; 9% составили студенты. Респонденты из других сфер деятельности — самых разных — были представлены менее широко.
Коллективная вина и коллективная ответственность: что о них думают остающиеся несогласные?
Отвечая на вопрос о том, согласны ли они с распространенным мнением, что люди, остающиеся в России, несут коллективную вину и коллективную ответственность за происходящее, только 4,7% ответили утвердительно, 10,4% считают, что скорее несут, 18,6% — скорее не несут, а 61% категорически с таким мнением не согласен. В сумме положительные и скорее положительные ответы составили 15% против 79% отрицательных (5,4% затруднились ответить). Как мы видим, перевес отрицательных ответов (мы коллективной вины и коллективной ответственности не несем) очень велик, более чем в пять раз.
Не согласны они и с тем, что отъезд из России снимает груз ответственности с новых эмигрантов, что у остающихся она выше.
Согласились с мнением, что перемена места жительства влияет на уровень вины и ответственности, только 8,4% респондентов, причем только 2,4% твердо ответили, что это так. Напротив, более 3/4 убеждены, что ответственность остающихся не выше, чем у новых эмигрантов (76,4%), еще 11,5% полагают, что скорее такая же. Здесь единодушие еще более полное. Наиболее общая позиция такова:
мы, остающиеся несогласные, не должны страдать из-за коллективной вины и коллективной ответственности, но в любом случае они у нас никак не выше, чем у тех, кто уехал из России.
Они понимают, что эта коллективная ответственность может возникнуть и что отвечать в большей мере придется именно остающимся, но считают это несправедливым. Отчасти именно поэтому многие из живущих в России несогласных так болезненно воспринимают упреки в бездействии со стороны уехавших. Они видят в этих упреках стремление отстроиться от собственной ответственности. Хотя, как кажется многим остающимся, у уехавших и так ситуация гораздо лучше: у них выше доходы и возможность устроиться в другой стране, там они находятся в безопасности и ощущают свое моральное превосходство.
И тем не менее индивидуальное, персональное, не коллективное чувство вины испытывают довольно многие.
В чем мы виноваты?
Отвечая на вопрос о том, испытывают ли участники исследования за что-то индивидуальное чувство вины, очень многие респонденты категорически это отрицали. В большинстве случаев они выбирали короткий вариант ответа: «Нет», то есть никакой вины за происходящее они не чувствуют. Некоторые объясняли это тем, что во всем виноваты принимающие решения, а не простые граждане; что сами они не имеют никакой возможности повлиять на происходящее; что они делали все, что могли, а потому вины у них нет.
Но все же значительная часть участников исследования чувство индивидуальной вины с разной степени силы испытывают. Рассмотрим подробнее их объяснения. Разброс ответов был велик, но мы их объединили в группы, близкие по смыслу. Наиболее часто респонденты писали о том, что виноваты в своей пассивной гражданской позиции (14% от числа ответивших) и о том, что испытывают не только или не столько вину за происходящее, сколько стыд и гнев на страну, на власть, вину за ужасы войны (16,3%).
«Мы были пассивными, то есть не делали всё, что могли, а потому на нас лежит вина за последствия этого бездействия».
Это то чувство вины, которое возникло постфактум, когда события стали оцениваться в ретроспективе. Люди жили своей жизнью, работали, растили детей, не особо задумываясь, что происходит вокруг. А потом начинается СВО, еще позже объявляется частичная мобилизация, многое в их жизни разрушено. И люди начинают задумываться, а не связано ли это, пусть только отчасти, с их прежним желанием уходить в личную жизнь, не выглядывать из окна на происходящее в обществе. Вот несколько цитат:
«Возможно за то, что не сделала все возможное, чтобы 24 февраля никогда не наступило», «Испытываю вину за то, что был слишком политически пассивен многие годы», «У меня чувство вины в том, что приняли свободу как тарелку с супом, быстро все растратив».
Самое популярное объяснение — это вина и стыд за происходящее.
Пусть сам человек ничего не делал, чтобы приблизить войну и сделать ее возможной, но эти чувства многие испытывают:
«Весь происходящий ужас — моя вина. Эти 22 года я потратил впустую, я никого не защитил и не смог этого избежать. Мы все виноваты в том, что не смогли помешать случиться самому страшному, и никто кроме нас не может быть за это ответственен», «Да. За то, что моя страна убивает», «За то, что люди, с которыми у нас одно отечество, один родной язык, творят то, что для меня неприемлемо, во многом изображая, что это и от моего имени. Это ужасное чувство, потому что ты не можешь от этого откреститься, как бы ни хотел. Но это и придает смысла борьбе в том плане, что хочется оставаться нормальным человеком, оставаясь при этом русским, доказывая на собственном примере, что не все русские «такие».
Коллективная ответственность: за и против
Хотя о коллективной вине и коллективной ответственности думают очень многие, часто эта пара понятий объединяется, воспринимается как единое и неразделимое целое: вина/ответственность, они становятся почти синонимами. Поэтому при анализе ответов зачастую невозможно отделить одно от другого. При этом для большинства респондентов очень важно показать, что для этих понятий нет границ, неважно, в какой стране ты в данное время находишься.
Находятся люди, которые считают вредным и неконструктивным известное противостояние между уехавшими и оставшимися или пока еще остающимися:
«Мы должны почувствовать единство, а не разобщение, именно потому, что все рвется и рушится, и внутри, и снаружи», «Сейчас не нужно искать виноватых — они и не прячутся. Нужно вместе думать о том, что делать дальше», «Сейчас не время поиска, кто больше ответственен, время что-то делать»
и пр., но все-таки таких ответов не большинство.
Почти каждый десятый участник опроса написал, что он или она в принципе отвергают идею коллективной вины и ответственности, считают ее вредной, а то и опасной. Главный смысл таких ответов: возлагая вину и ответственность на всех, мы снимаем ее с конкретных виновников, все — это то же самое, что никто.
А кто же действительно виновен и ответственен, по мнению участников исследования? Это власти, а не обычные люди (каждый шестой ответ), а потому именно с них должен быть спрос.
«Ответственность — личная, а не коллективная. Ответственны те, кто принимал решение ввести войска, стрелял, пропагандировал ненависть.», «Я не несу ответственность за действия властей, я их не выбирала и голосовала против», «Ответственность несет тот, кто спецоперацию непосредственно начал и участвовал», «Ответственность несут люди, принимающие решения и исполняющие их».
И очень типичный ответ: «Это война одного человека, он и отвечает».
Кто еще несет ответственность? Участники спецоперации, поддерживающие ее люди, сторонники режима, лояльный электорат и пр., но не мы — не те, кто не голосовал «за», не поддерживает происходящее, ни в чем таком не принимает участие:
«Ответственность лежит только на тех, кто поддерживает войну», «Ответственность несут те, кто убивает ни в чем не повинных людей, а не те, кто по каким-то причинам не может уехать или хочет немного изменить ситуацию в стране к лучшему», «Ответственность несут те, кто идет с оружием на чужую землю», «Виноваты те, кто работает на войну».
Очень мало ответов об общей вине всего мира, который это допустил — всего 1,4% ото всех ответов, хотя в дискуссиях в соцсетях эта тема постоянно обсуждается.
Респонденты все-таки полагают, что вина и ответственность — на тех действующих лицах, кто внутри страны, а не вне ее.
«Все россияне, а также западные политики несут равную ответственность», «Ответственность за войну несет весь мир», «По большому счету все виноваты, далеко не только русские», «Эту власть породили не только те, кто в стране».
На ком больше вины и ответственности: на остающихся или уехавших?
Здесь у большинства участников опроса нет сомнений: все равно виноваты и не виноваты, ответственны и не ответственны. Ответы об этом равенстве бывают лаконичными, когда респонденты просто пишут об одинаковой вине и ответственности, а бывают очень подробными, развернутыми. Чаще всего они объясняют, что отъезд не должен вести к отмене ответственности, поскольку современная ситуация возникла не одномоментно, к ней государство и общество шли долго, многие годы, то есть в те времена когда нынешние эмигранты находились в России.
«До начала войны мы все жили тут. Если вина есть, она общая и не станет меньше, если уехать», «Не важно уехал ты или остался, каждый видел то, что всё идёт не в ту сторону, ответственность на всех», «Происходящее — результат наших общих 20-летних действий и бездействий. Отъезд именно сейчас мало что решает и мало на что влияет», «Ответственность несут все русские, проживавшие в России последние 25 лет. Слишком тяжкая вина России перед украинским народом, чтобы кто-то мог чувствовать себя свободным от нее» и пр.
Почему еще остающиеся не несут повышенной ответственности? Очень многие объясняют это двумя обстоятельствами. Они отвечают словно обобщенному уехавшему, который критикует их за бездействие, за что и должна последовать повышенная коллективная вина и коллективная ответственность. Первый тип объяснений этому гипотетическому критику: мы не виноваты, что в отличие от вас не можем уехать, у нас нет для этого ресурсов.
В латентном виде здесь скрыт упрек в том, что отъезд — это привилегия,
остающиеся респонденты сами бы рады оказаться на месте уехавших, но у них нет для этого финансовой подушки, возможности работать за рубежом или в России онлайн, у них есть препятствующие отъезду обременения (старые родители, больные родственники и пр.).
«О чём может вообще идти речь, если люди в целом заняты выживанием?», «В чем виноваты оставшиеся? Что не могут уехать? И они должны за это расплачиваться?», «Лично для меня возможность уехать — недоступное благо. У кого-то есть такое благо, благодаря личным качествам или удаче. Возможность сделать выбор уехать или остаться — это элемент свободы. Почему люди, лишенные его, должны нести большую ответственность? Они изначально в проигрышной позиции и тем хуже уехавших?» и пр.
В общем виде такие ответы можно сформулировать так: сильные и успешные не имеют права упрекать и виноватить слабых, это несправедливо.
Второй тип объяснений, почему остающиеся не могут нести ответственность, в том, что они, простые, маленькие люди, — заложники ситуации, жертвы, от которых ничего не зависит, а поэтому на них нет ответственности. Возлагать ответственность на жертв — это виктимблейминг.
«Мы все понимаем. Мы не защищены. Мы жертвы», «Мы все в беде. Нет смысла искать коллективных виноватых среди жертв. Так виновные останутся без вины…», «Потому что я воспринимаю оставшихся в России и не согласных с войной и беспределом как заложников» и пр.
В нескольких случаях для драматизации своего положения респонденты сравнивают себя с евреями в фашистской Германии. Такие ответы — это зеркальное отражение представлений, что виноваты в происходящим те, кто имеет власть или влияние, а также поддерживающие происходящее и в нем активно участвующие.
Иногда остающиеся респонденты делают ответные выпады по отношению к уехавшим. Тут два типа ответов: 1) У уехавших больше ответственности, они в безопасности, могут делать больше, но этого не происходит; иногда остающиеся делают больше них (8,3% ответов); 2) Не все уехавшие морально безупречны, есть лояльные режиму, есть его поддерживающие (3% ответов).
В ответах первого типа респонденты часто упрекают уехавших в том, что они убегают от ответственности за происходящее, на что не имеют морального права:
«Уехать — снять ответственность, остаться — принять».
При этом в половине случаев авторы добавляют: «но я их за это не виню», хотя очевидно, что это не совсем так:
(«Потому что уехавшие не сделали ничего для ослабления режима. Они просто испугались. Имеют право», «Они ничего полезного для страны не делают, но я их не осуждаю»).
Встречаются и отдельные более жесткие обвинения:
«Уехавшие пусть не обольщаются, что это как-то снимает с них ответственность. Им просто повезло уехать»,
«Побег традиционно считается признанием вины».
Обвинений уехавших в моральной небезупречности и лояльности немного, но они есть:
«БОльшую ответственность несут как раз те, кто уехал. Оказалось, что у них есть возможность уехать и жить в других странах. Чтобы иметь такую возможность в России, надо было приносить достаточно большую пользу российским властям. Большая польза подразумевает и большую ответственность», «Уехавшие ответственны за сохранение этого режима, власть поощряла их отъезд», «Люди уезжают по многим причинам, в том числе не потому, что они несогласны с войной, а потому, что хотят быть просто подальше от нее. В смысле, они не против завоеваний, просто пусть грязную работу сделает кто-то другой», «Мне кажется, что уехать, но оставить себе "пути отступления" (а в большинстве случаев это именно так) — больший обман. Многие уехавшие продолжают платить налоги в РФ (бизнес, удаленная работа, недвижимость). И их деньги так же, как и наши, идут в бюджет с распределением на военные нужды. В чем разница? Не больше ли лжи? :)» и пр.
А раз уехавшие несут не меньшую, а в чем-то большую ответственность, чем остающиеся несогласные, то не имеют и права их укорять и обвинять (7% ответов). Казалось бы, ответы такого типа не имеют прямого отношения к вопросу о коллективной ответственности оставшихся и уехавших, тем не менее, их довольно много. Это связано с тем, что с начала СВО стала формироваться норма на отъезд как правильное поведение несогласных. Остающиеся в той или иной степени чувствуют себя нарушителями нормы, а потому в некоторых случаях жестко парируют высказанные или не высказанные, а существующие только в их представлении упреки в том, что они остаются в России. Фактически это напоминает классический принцип: «нападение — лучшая защита».
И тем не менее, абсолютное большинство участников исследования уверены, что массовый отъезд — огромная потеря для страны и ее будущего. При этом что уехавшие, что остающиеся несогласные страну отделяют от государства, категорически не ставят между ними знака равенства. В ответах на вопрос «Как повлиял отъезд большого числа образованных людей из России на ситуации в стране?» основное количество ответов касается того, что это огромные потери для страны, потому что уезжают самые лучшие, самые образованные и активные:
«Уезжает будущее», «Стало ещё меньше шансов на хороший для страны исход», «Чем меньше останется в стране думающих и порядочных людей, тем проще будет ввергать страну дальше в пропасть».
Заключение
Социологический опрос образованных несогласных, остающихся в России, показал, что большинство из них не поддерживают идею коллективной вины и коллективной ответственности, хотя часть из них чувствуют свою индивидуальную вину и готовы нести ответственность.
Широко распространено мнение, что коллективная вина и коллективная ответственность снимает вину и ответственность с реальных виновников. А виновниками участники исследования считают представителей власти, элит, то есть тех, кто начал СВО, а также тех людей, которые это поддерживают и в этом участвуют.
Главной причиной, почему респонденты не считают себя виновными и ответственными, оказалось то, что они себя считают жертвами и заложниками ситуации, которую изменить не в силах, а потому обвинения в свой адрес рассматривают как виктимблейминг.
Остающиеся несогласные уверены, что
если коллективная вина и коллективная ответственность существуют, то они в равной мере должны распространяться и на соотечественников, покинувших страну.
И потому, что они жили в России до 24 февраля 2022 г., вместе с остающимися не сумев предотвратить происходящее, и потому, что у них, находящихся сейчас в безопасности, больше возможностей на ситуацию повлиять, но они этого не делают. Кроме того, респонденты считают, что эмиграция — это своего рода привилегия для людей с более значительными ресурсами, чем у них самих, а потому и спрос с них выше.
