«Откровенные враги России». Введут ли в РФ уголовную статью за русофобию?

Само это словечко уже давно в разных формах и обличиях обитает в коммуникационном пространстве. Оно было пущено в широкий прокат еще в конце 80-х и с тех пор, подвергаясь самым разнообразным мутациям, неуклонно и все более уверено бороздит просторы медиа и социальных сетей. И, как это часто бывает, оно, это слово, именно в силу своей очевидной семантической ущербности, стало играть все более заметную роль в официальном пропагандистском дискурсе.

В последнее время, что вполне логично и вполне естественно, оно стало подбираться к области права и, наливаясь кровью, начало претендовать на роль юридической категории.

Я вот вычитал на днях в какой-то из новостных лент о том, что в среде наших неугомонных законодателей стали циркулировать идеи криминализации этой самой «русофобии». То есть зазвучали предложения внести соответствующую уголовную статью на этот счет.

Удивляться нечему. Уголовные статьи стали в последнее время плодиться и размножаться, как несъедобные грибы, чуть ли не в геометрической прогрессии.

За разговор, за молчание, за косой взгляд, за выражение лица, за неправильное сочетание цветов в одежде. Это если на самом деле. Но мы же все же в правовом же государстве живем же — вы что! Всему должно быть название, а как же. А поэтому существует на этот счет «оправдание терроризма», например, или «экстремизма», или, — пуще того, — «нацизма». Не, ну а чего мелочиться!

Та же, конечно, история и с пресловутой «русофобией», каковым словом обзываются все кому ни лень и по какому угодно поводу.

Истина, как известно, конкретна. Поэтому не будем ходить за примерами слишком далеко. Взять, например, хотя бы лично меня.

К тому, что в комментариях к разным моим текстам в разные времена прекрасные и неравнодушные люди меня, не задумываясь, награждали этим титулом, я давно привык. К беспредельной семантической размытости этого слова — тоже.

Любая научная, а также и общественная дискуссия невозможна без соответствующих дефиниций. Именно с них начинается любой важный разговор, если это именно разговор, а не обмен ругательствами.

Я понимаю «русофобию» и любую другую фобию исключительно как проявление неприязни к русской нации, к русской культуре и языку, или к отдельно взятому русскому человеку или к группе русских людей именно как к русским, а не как, например, к негодяям, жуликам и идиотам. Только так и никак иначе.

И я, соответственно, тоже очень не люблю русофобию, как и прочие «этнофобии», считая их одним из проявлений ненавидимого мной расизма.

Но жизнь, как водится, вносит свои коррективы. И вот с легкой руки какого-то черносотенного по духу и стилю издания я предстал однажды в виде того самого «русофоба» и в том же самом значении, в каком и сам я готов трактовать это слово.

Было это так. В те дни, когда шла судебно-полицейская расправа над «Мемориалом», я написал и опубликовал в одном издании текст, где были в том числе и такие слова:

«Общество, насильственно лишенное того участка коллективного мозга, который отвечает за историческую память, перестаёт быть обществом. Это уже не общество, не народ, а, извините, поголовье. Это уже даже близко никакое не общество, а это жующее, мычащее, брыкающееся и бессмысленно размножающееся стадо. Это никакое уже не общество, а нечто, как говорит молодежь, «такое».

Написал и написал. И готов, кстати, подписаться под этим снова.

А чуть ли не на следующий день приятель присылает мне ссылку. Иду по ссылке и вижу:

«Поэт Лев Рубинштейн о русских: «Не народ , а поголовье».

Это заголовок. И дальше:

«Поэт Лев Рубинштейн выступил в защиту организации "Мемориал" и весьма нетерпимо высказался о русских».

Прочитав это, я немедленно разыскал свой собственный текст и нервно перечитал его на предмет обнаружения в нем какого-нибудь хотя бы одного «нетерпимого высказывания». Именно «о русских».

Не нашел, разумеется. Потому что этого там не было. И не могло быть.

Такой факт передергивания ничуть не единичен для определенного типа сознания, в соответствии с которым все люди делятся не по принципу «умный-глупый», «добрый-злой», «честный- жулик» и так далее, а исключительно по этнической принадлежности. Так что в контексте этого типа сознания это вроде бы даже никакое не передергивание. То есть упомянутое мною «поголовье» — это, естественно, «русские», а вот те, кто доблестно и без преувеличения героически поддерживает историческую память общества, конечно же, не «русские».

Важна концепция. Факты, как говорится, — дело десятое…

Да и еще бог знает в каких значениях употребляют это несчастное слово многочисленные те, кого с полным основанием можно назвать «русофобофобами».

Так, однажды главный коммунист страны тов. Зюганов на голубом глазу заявил:

«Перед лицом внешней опасности наступает время признать всем: антисоветизм есть форма русофобии, а воюющий с советской историей — откровенный враг России».

В этой короткой, но яркой цитате есть чем полакомиться.

Не может, например, не понравиться то, что «воюющий с советской историей — откровенный враг России».

Дорогой товарищ генсек, или как вас там! С историей, а также с географией, грамматикой, логикой, никто не воюет, кроме коммунистов и фашистов. Вообще-то историю обычно изучают, а на ее трудных уроках учатся. Или, как в данном случае, не учатся.

Ну, а насчет того, что «антисоветизм есть форма русофобии» — это я уже слышу и читаю довольно давно. Это уже, как говорится, нечто вроде тренда. И это не беда, что слово «русофобия», в отличие от «антисоветизма», в общем-то, решительно ничего не означает.

С «антисоветизмом» как раз все более или менее понятно. Потому что «советизм» — это все-таки некая вполне определенная идеология, некий образ жизни и модус социального поведения. А потому и вполне возможен «антисоветизм», который я, например, разделяю давно и убежденно. И ничего пока не случилось такого, что бы хоть как-то эту мою убежденность поколебало. Уж скорее — наоборот.

Сейчас понятно, что «русофобия» как пропагандистская, а вскорости, вполне возможно, и следственно-судебная категория заменяет все тот же «антисоветизм», канувший в историческую придорожную канаву вместе с постылым «совком».

Надо ли опасаться новых наплывов криминализации всего чего угодно, что, как говорится, плохо лежит? Ну, в общем, надо, видимо. Особенно если учитывать наблюдаемую нами в наши дни бурно разросшуюся, как крапива на городской свалке, цветущую моду на старинный, но неувядающий жанр отечественной словесности, называемый «доносом».

А с другой стороны — опасайся не опасайся, а от возможного обвинения в чем-нибудь таком, что обозначается ничего не означающими словами, все равно не убежишь.

Так что надо просто жить дальше, стараясь не слишком отклоняться от словарных значений слов, стараясь по возможности понимать, что происходит вокруг нас и, что главное, в нас самих. Не забывать о том, что черное, а что белое, где верх, а где низ, где лево, а где право, где Бог, а где порог, где сверчок, а где шесток. И по возможности стараясь все-таки не стоять под стрелой — мы еще друг другу пригодимся.