Мария Покровская для Republic
Спойлер: речь пойдет о Чебурашке.
Не только и даже не столько об обаятельном персонаже, придуманном когда-то Эдуардом Успенским. О Чебурашке в самых разных своих воплощениях и исторических проекциях.
Но это потом, потом. Сначала я вкратце напомню о событии почти пятидесятилетней давности. Событии необычайно важном для человека моего художественно-поэтического окружения, ну и для меня лично, само собой.
В сентябре 1974 года группа неофициальных художников решилась на беспрецедентный по тем временам шаг. Они решили устроить независимую выставку своих работ, которые до этого можно было увидеть лишь в их мастерских или в квартирах двух-трех частных коллекционеров. Они решили устроить выставку на открытом воздухе и в обход всех союзов художников и всех райкомов-горкомов.
Для экспозиции было выбрано одно из самых отдаленных и по тем временам мест — заброшенный пустырь в Беляево. Это для того, чтобы «не препятствовать москвичам и гостям столицы осуществлять свое право на заслуженный досуг». Было назначено место. Было назначено время. О своем намерении художники официально известили и Союз художников, и Моссовет. Также была оповещена и пресса. И местная, и иностранная.
В назначенное место к назначенному времени от метро потянулась вереница людей с картинами подмышкой. А также их многочисленные друзья с фотокамерами и без. А также к пустырю стали со всех сторон подваливать иномарки с журналистами и дипломатами. Местных журналистов, естественно, не было. А если и были, то лишь в роли зрителей.
Но пустырь уже не пустовал. По его периметру с нервной деловитостью сновали в одинаковых новеньких с иголочки спортивных костюмах молодые люди, встречавшие непрошенных гостей настоятельным требованием очистить пространство, потому что на указанном пространстве прямо вот сейчас начнется субботник по экстренному озеленению территории. Тезис об озеленении тут же и подтвердился появлением двух грузовиков с чахлыми саженцами и свеженькими, только что с фабрики, лопатами.
Но случилось вот что. Случилось самое главное и поучительное во всей этой истории.
Случилось то, что художники вопреки сложившемуся к тому времени стереотипу взаимоотношений граждан и государства, не испугались и не разошлись. Более того, они развернули свои картины и выстроились в ряд с картинами в руках.
Так мне посчастливилось стать свидетелем и в каком-то смысле участником первого в моей социальной памяти акта гражданского неповиновения.
Озеленители явно растерялись. По всему было видно, что они не ожидали такого поворота событий. Они привыкли к тому, что если на бородатого очкарика цыкнуть как следует, он немедленно растворится в воздухе. Но нет.
Видимо, команды бить у них не было. Поэтому и действия их приняли откровенно абсурдный, на грани комизма вид. Они стали как-то на манер шпаны подбегать то к одному, то к другому художнику и пытаться выдернуть у него из рук картину. Они нервно, срываясь на фальцет, кричали «освободите пространство». Они метались от одного к другому и пихались, как возбужденные школьники на переменке. Художники не уходили. Они лишь переходили с места на место и вновь поднимали вверх свои работы.
И тогда-то из близлежащего двора появились два или три пресловутых бульдозера, давших название всему этому событию. Они стали хаотично перемещаться по пустырю, тесня художников, их друзей и довольно многочисленных зрителей-свидетелей на обочину теперь уже исторического пустыря. Но все только перебегали с места на место. Было весело. Было весело и прекрасно осознавать, что мы их не боимся.
В какой-то момент субботничающие все-таки слегка озверели. Кого-то они скрутили, посадили и увезли в участок. Из чьих-то вырванных из рук картин сложился веселый костерок. Какому-то шведскому дипломату разбили нос. Какую-то французскую фотокорреспондентку на шестом месяце беременности ударили в живот.
Через полтора-два часа этой веселой (не для всех, впрочем) катавасии художники решили все же покинуть поле битвы — усталые, возбужденные, с помятыми боками и порванными холстами, но счастливые — выставка состоялась. Неофициальное советское искусство гласно заявило о себе как об общественно значимом феномене.
Хорошо помню: это было в воскресенье. А утром в понедельник весь мир узнал о субботнике по озеленению малоприметного пустыря на окраине столицы. И разразился невероятный по своим масштабам международный скандал.
При чем тут Чебурашка? Подождите, имейте терпение.
Дело в том, что вскоре случилось еще одно общественно-культурное событие.
То ли страшный международный скандал послужил этому причиной, то ли сыграли свою роль какие-то внутренние противоречия между какими-то тайными ведомствами. Так или иначе, но через две недели после Бульдозерной выставки, в последнее воскресенье сентября состоялась официально разрешенная и абсолютно свободная бесцензурная выставка в Измайловском парке. Там, включая погоду, было настолько прекрасно, что не один и не два моих собеседника, не сговариваясь, вспомнили о Вудстоке.
Там было много всего — от вполне приличных работ до неловкой и безответственной мазни. Что и понятно — отбором никто не занимался: таков был принцип, таково было условие. А среди дышащей вольным воздухом приподнятой толпы там и сям расхаживали с рассеянным видом по-разному одетые, но с одинаковыми лицами молодые люди.
Возможно, были среди них и те, кому мы столь злостно помешали в их мирном деле по озеленению родного города. Некоторые из них бормотали что-то невнятное, обращаясь, по-видимому, к каким-то симпатичным пушистым зверушкам, притаившимся у них за пазухами.
Их природа была очевидна не только по их бормотанию и не только по профессиональной скуке в их глазах. Какой-то наблюдательный человек (художник все-таки) обратил внимание на то, что к лацкану каждого из них был прикреплен значок с изображением Чебурашки. Именно его!
Зачем Чебурашка? Почему Чебурашка? Бог его знает, зачем. Чтобы узнавать друг друга? Ну, допустим. Но почему, черт побери, Чебурашка, которому, как известно, каждая дворняжка … и т.д.
Но да, именно Чебурашка — сам видел.
Почему вспомнил? А вот почему.
«Российский актер и депутат Дмитрий Певцов, — читаю я в новостях, — раскритиковал побивший рекорды по кассовым сборам фильм «Чебурашка».
«Артист, — читаю я дальше, — назвал картину «чудовищной диверсией» против детей и рассказал, что ему не понравился проект, так как в ленте нет положительных героев среди людей. Певцов добавил, что то, что кажется забавным взрослым, может подействовать на детей пролонгировано.
«И если авторы, создатели пишут «6+» — это все-таки диверсия. Я не уверен, что они думали о диверсии, но эта трансгуманистическая идеология, которая 30 лет у нас обитает, она полностью сосредоточена в этом фильме.
И мы смеемся над тем, что Чебурашка называет Дядю Гену мамой. Вроде как смешно, да? А для детей это такой маленький сигнальчик, что папа, мама — не имеет значения. Мужчина может быть и мамой. Вот такие вот звоночки, незаметные, как бы невидные. Я уже не говорю про пошлость и откровенные, собственно говоря, придуманные и нелицеприятные истории внутри семьи«.
Как-либо комментировать эти откровения артиста — только, как говорится, их портить. Однако нельзя не отметить все же, что за «я не уверен, что они думали о диверсии» артиста на букву Z можно все же и поблагодарить, отметив, что далеко не все пылкие «топильщики» за духовно-нравственное что-то там такое столь же терпимы и гуманны.
Там, конечно, есть чем полакомиться. Чем плохи, например, «пролонгированные» воздействия на детей или обитаемая в наших широтах уже несколько десятилетий и все еще не выкорчеванная до основания «трансгуманистическая идеология». «Положительные герои среди людей» тоже хорошо ложатся на поверхность ко всему уже готовой памяти.
Невозможно не споткнуться также и о «нелицеприятные истории». И не надо, пожалуйста, говорить, что зачем, мол, мелочно придираться, что с каждым может быть такое, что значения слов не всем и не всегда бывают понятны и известны, что актер он и есть актер, а не какой-нибудь «профэссор» каких-нибудь нелицеприятных наук, до которых пока еще не дошли руки у какого-нибудь бдительного «Гопстопнадзора». Не надо этого мне говорить — я и сам это знаю. Но и удержаться не всегда получатся.
С тех двух исторических выставок, о которых я вспомнил в самом начале, прошло очень много лет, а мне до сих пор вспоминаются те самые игривые чебурашки на лацканах бойцов невидимого фронта, рассеянно и в то же время хищно блуждавших среди художников и публики. А когда они, эти чебурашки, под тяжким спудом грозных событий или тяжелых неотвязных дум слегка забываются, обязательно находится кто-то или что-то, что непременно мне о них напоминает.
Напоминает также и о том, что и история вообще, и частная биография в частности изобилуют рифмами — одна другой богаче, причудливее и звонче.