Фото: topwar.ru
История русского коллаборационизма во Второй мировой порой радует неожиданными пасхалками. Оказывается, и там на стороне противника сражался Русский корпус. Правда, не «добровольческий», а всего лишь «охранный», — определение, которое сами его офицеры очень не любили, предпочитая называть себя просто корпусом. Но в историографии подразделение так и осталось под нелюбимым именем на большинстве языков, видимо, во избежание путаницы с обычными армейскими корпусами российских войск разных времён.
Четыре года в целом верной службы Третьему рейху белоэмигрантов с Балкан — повод пофилософствовать на многие вечные темы. Как порой безжалостны великие исторические события к малым сообществам, любой ценой желающим сберечь себя. Насколько отчаянным бывает положение людей, оказавшимся без своего государства. И в какой степени необратимое решение — взять оружие, чтобы служить абсолютному злу, которое, увы, порой приходит в наш мир под разными эмблемами.
Тем удивительнее, что Русский охранный корпус в конечном счёте прошёл по лезвию бритвы. Белоэмигранты, несмотря на грабежи населения, расстрелы заложников и другие отвратительные поступки, выглядели едва ли не человечнее всех своих союзников и противников, такой уж была война на Балканах. Неслучайно, что главные судьи корпуса — британские военные, которым он капитулировал по окончании войны — милостиво уберегли корпусников от репатриации в Советский Союз. Там разбираться в оттенках серого вряд ли стали бы.
Оккупировать легко, управлять — труднее
В апреле 1941 года Югославское королевство перешло под контроль Германии и её сателлитов после одиннадцатидневного блицкрига. Перешло под контроль — и почти сразу прекратило существование. Своим главным пособникам в уничтоженной монархии, хорватским националистам-усташам Анте Павелича, нацисты позволили провозгласить марионеточное «Независимое государство Хорватию» (НГХ). Остальные югославские территории державы-оккупанты аннексировали или поделили на зоны контроля.
Изначально Берлин рассчитывал на единую Югославию в качестве своего сателлита. Но 27 марта 1941 года местные пробритански настроенные генералы свергли непопулярное прогерманское правительство, чем дали нацистам повод для вторжения.
Больше всего вопросов вызвала судьба Сербии. Там нацисты тоже привели к власти своих марионеток — «Правительство национального спасения» коллаборациониста Милана Недича. Однако этот режим выглядел нежизнеспособным даже на фоне соседей из НГХ. С первых недель оккупации на сербских землях возникло сопротивление: прокоммунистическая Народно-освободительная армия Югославии (НОАЮ) Иосипа Броз Тито и промонархическая Югославская армия на родине Драже Михайловича, больше известная как четники.
Изображение: Wikipedia / DIREKTOR
Активность этих двух сил, то сотрудничавших друг с другом, то открыто между собой враждовавших, мешала любимому делу немецких оккупантов — выкачивать ресурсы из очередной захваченной страны для рейховского военпрома. Берлин не мог держать здесь собственный крупный контингент из-за вторжения в Советский Союз, а формирования режима Недича не представляли реальной силы. Стратегия склонять к коллаборационизму четников давала ограниченный результат.
«Неясно, не поддерживают ли четники, несмотря на договорённости, постоянно растущую бандитскую [антинемецкую] активность. Поэтому войска жалуются на невозможную путаницу и неопределенность, так как […] во многих случаях нет никакой разницы между коммунистами и четниками»
— из доклада немецкого уполномоченного в Белграде для Берлина
Ситуация вынуждала нацистов прибегнуть к нестандартным ходам. И неожиданный союзник им открылся в лице русских эмигрантов.
Из борцов с коммунизмом — в заводскую охрану
К 1941 году в Югославии жили порядка 20–25 тысяч участников Белого движения и членов их семей. После немецкого вторжения это меньшинство столкнулось с враждебностью со стороны сербов, обычно инспирируемой местными коммунистами. Безо всяких доказательств русских объявили «пятой колонной», якобы ответственной за апрельский крах Югославии.
Впоследствии ветераны Русского корпуса заявляли о порядка 300 нападениях на своих товарищей и их близких. Число явно завышено, но сам факт нападений на выходцев из России летом 1941-го неоспорим. Югославские коммунисты сами рапортовали о них подпольному руководству, задним числом оправдывая убийства. Из этих сводок известно о безымянной женщине, подорванной гранатой вместе с родителями как «шпионке гестапо» или расстрелянном старике-священнике — «сдавал немецким военным имена наших ребят».
Фото: Bundesarchiv, Bild 146–1975–036–24 / Gofferjé, Leander / CC-BY-SA 3.0
Такие акции мотивировали белоэмигрантов в Сербии сопротивляться. В сентябре 1941-го в городке Шабац на западе страны отряд самообороны из русских изгнанников и этнических немцев несколько дней отражал атаки коммунистов и четников. Без иронии стихийно возникшее формирование под началом есаула Павла Иконникова дождалось подхода германских войск и деблокады местечка. За победу люди Иконникова наградили себя сами — они объявили местных жителей пособниками партизан и вынесли всё ценное из их домов.
(Не)героическая оборона Шабаца и другие подобные эпизоды убедили немцев, что «русские югославы» могут быть ценными союзниками. А у самих белоэмигрантов прогерманские настроения только окрепли 22 июня 1941 года.
Сработал нехитрый принцип непримиримой части изгнанников: хоть с чёртом, лишь бы против большевиков.
В августе-сентябре между эмигрантами и оккупационной администрацией шли переговоры о создании русского формирования под германской эгидой. В итоге немцы дали добро. 12 сентября 1941 года принято считать официальной датой создания корпуса.
«С Божьей помощью, при общем единодушии и выполнив наш долг в отношению приютившей нас страны, я приведу вас в Россию»
— Михаил Скородумов
На это решение оккупанты пошли с рядом оговорок, которые возмутили главного инициатора идеи, генерала Скородумова. Тот счёл унизительным, что немцы официально назвали его воинство «охранным корпусом», отказались давать гарантии, что эмигрантов отправят «освобождать Россию» и проигнорировали ряд других требований.
Гордиев узел в лице Скородумова его немецкий оппонент, полковник Эрих Кёвиш, разрубил самым простым путём. Строптивого военного вынудили уйти в отставку после нескольких дней командования и заменили более покладистым генералом Борисом Штейфоном. Мрачная ирония рокировки состояла в том, что нового командира всю жизнь преследовали слухи об отце из крещёных евреев — то есть по нацистским Нюрнбергским законам о расе Штейфон являлся евреем сам. Соответствующие доносы, кстати, поступали и немцам, но те, по-видимому, не придали им значения.
Внутри корпуса ещё около года жил дух антигерманской фронды. До 1943 года его бойцы щеголяли не в вермахтовском «фельдграу», а в оригинальной форме — сшитых из сербского материала подобиях мундиров царской армии. По её же устаревшим уставам проводили занятия с личным составом. При этом знаки различия носили на манер врагов из РККА — в петлицах, а символические погоны полагались только служившим у императора «старикам».
Фото: Wikipedia
Но в целом Штейфон принял, что ему предстоит командовать не полноценным боевым соединением, а чем-то вроде аффилированной с Третьим рейхом ЧВК по защите сербских заводов, рудников и железной дороги. Неслучайно первым куратором РОК немцы определили не военного или полицейского начальника, а уполномоченного по экономическим вопросам в оккупационной администрации Франца Нойхаузена. Утешить русских эмигрантов могло лишь, что защищать объекты предстояло преимущественно от коммунистов, пусть и не советских.
На протяжении четырёх лет истории корпус несколько раз менял официальное название: Русский охранный корпус, Русская группа охраны заводов (этот вариант раздражал эмигрантов больше всего), Отдельный Русский корпус и, наконец, просто Русский корпус.