Скромное очарование Палестины. C чем связана аномально высокая поддержка ХАМАС в западном мире?

В марте этого года я остановился возле знаменитого отеля El Minzah в Танжере, что на севере Марокко, чтобы свериться с картой и окончательно не заблудиться в новом для меня городе. Вдруг от навигации меня отвлёк экстравагантно одетый пожилой мужчина: в канотье, алом пиджаке, болотного оттенка вельветовых брюках и золотых тапочках-бабушах. Выглядел он очень стильно, дружелюбно улыбался и на уверенном английском рассказывал о своей художественной галерее в медине, исторической части Танжера, куда, по его словам, в своё время захаживали Уильям Берроуз и Мик Джаггер.

Меня, тогда ещё совсем новоиспечённого исследователя Африки, эта история вместе с самим повествователем до глубины души очаровали. Так что совсем скоро я обнаружил себя следующим за импозантным незнакомцем по узким, грязным мощёным улицам медины, попутно выслушивающим воспоминания об эпохе «Голого завтрака». Прервались они после того, как нам преградил путь продавец из местного продуктового магазина. Он окинул меня тревожным взглядом и на арабском языке начал возмущённо кричать на галериста, будто бы за что-то его отчитывая. Тот, выслушав претензии, расстроенно ко мне повернулся и попросил меня уйти по своим делам.

Как это всё вообще понимать — по-прежнему остаётся для меня загадкой. «Концептуальный ключ» к которой можно найти на страницах романа Пола Боулза «Под покровом небес», чей герой по имени Порт решает, «выбирая улицы потемнее», прогуляться по ночному Орану — портовому городу на севере Алжира, от Танжера не столь отдалённому и очень на него похожему. За персонажем увязывается араб, склоняющий американца пойти выпить с ним чаю, а затем — познакомиться с его другом. «Другом» оказывается живущая в шатре на отшибе девушка лёгкого поведения, которая, в конечном итоге, пытается Порта ограбить. Встретив сопротивление, она зовёт на помощь проживающих рядом мужчин, которые прямо там туриста бы и прикончили, если бы он, перепрыгивая через мусульманские надгробия, не смог от них удрать. Впрочем, это спасение Порту в долгосрочной перспективе не особенно поможет, но я не хочу лишать вас удовольствия ознакомиться с произведением самостоятельно и раскрывать смысл этого предложения не буду.

За свою жизнь Боулз написал четыре романа, и всех их объединяет своеобразная тематическая узость фабулы. Человек западноевропейской культуры попадает в североафриканскую или латиноамериканскую страну, где с ним начинает происходить нечто зловещее. Заканчивается всё, как правило, печально: помешательством, отчаянием или смертью. Для особенно фанатичных читателей Боулза тоже — в своих дневниках он вспоминал, как к нему в Танжер чуть ли не каждый день приезжали немки, которые, заикаясь от волнения, признавались литератору приблизительно в следующем: «Мистер Боулз, вы изменили мою жизнь! А теперь я поеду в пустыню и повешусь».

Пол Боулз не находил, что в таких случаях отвечать посещавшим его «паломникам», но корни подобной трактовки его книг для меня очевидны. Желание умереть в пустыне после их прочтения возникает даже не из слепого подражания персонажам, а скорее из-за созданного писателем образа Востока как чего-то трансцендентно-возвышенного, пригодного разве что или для декадентской саморефлексии, или отчуждения, или пассивного вовлечения во всяческие сомнительные компании и движения — как чего-то кардинально отличного от скучного, прямолинейного Запада.

Литератор родился и вырос в Нью-Йорке, в семье успешного дантиста консервативных взглядов, который, по легенде, однажды во время снежной бури положил Пола в корзину перед открытым окном, когда тот был шестинедельным младенцем. Это, вероятно, объясняет, почему, отправившись путешествовать по миру в семнадцать лет, Пол не посчитал нужным поставить об этом в известность свою семью.

Уже в Танжере, куда он впервые приедет в двадцатилетнем возрасте и где проведёт всю оставшуюся жизнь, он даст не один десяток интервью о том, как прелестна здешняя «оторванность от эстетики» и культурная изоляция — и насколько США не годятся для каких-либо иных целей, кроме заработка денег. «Он законченный экспатриант! На него наводит ужас Америка, на него наводит ужас любое место, помимо Танжера — и, кажется, Танжер также постепенно начинает наводить на него ужас», — расскажет о Боулзе его знакомый, писатель-модернист Эдуард Родити. И Полу, «тотальному аутсайдеру» и «непревзойдённому эмигранту», с именем которого неразрывно связан образ интеллигентствующего романтика в стране третьего мира, действительно удалось культивировать такое восприятие Востока в западной культуре.

Писатель Пол Боулз на крыше дворца Джамаи в Фесе. Марокко, 1947 год

The New York Review of Books

Он был его, скажем, «первооткрывателем» — в том числе для ярких представителей бит-поколения, под влиянием творчества которых в Африку и по сей день массово приезжает западная контркультурная молодёжь. В 1950-х Танжер посещают Уильям Берроуз, который назовет город «большой колонией», и Аллен Гинзберг с его партнером Питером Орловски. Когда последние двое в шестидесятых гостили в Индии, они «целыми днями рассказывали, насколько всё же лучше Танжер, насколько покладистее и чище тамошние мальчики». Тогда же, в конце концов, в Марокко влюбляется и переезжает Ив Сен-Лоран (к слову, уроженец Орана), а «бедная маленькая богачка» Барбара Хаттон покупает в Танжере дом с 15 комнатами, где регулярно устраивает пышные вечеринки с участием верблюдов.

Тогда же хиппи (без влияния битников здесь также не обошлось) открывают для себя Гоа — сказочный штат, где в те годы можно было сидеть голышом на пляже и принимать ЛСД, а индийцы трактовали это как форму выражения религиозной свободы и были совсем не против. В несколько более скромных объемах в середине XX века европейцы, которых сейчас можно было бы обозвать дауншифтерами, также исследуют Стамбул, Каир, ещё шахский Тегеран и прочие города обожаемого путинской администрацией «глобального Юга». И тогда же, на мой взгляд, начинает оформляться принципиально новая модель восприятия восточных стран на Западе, которая до сих пор играет важнейшую роль в информационных войнах и является одной из причин столь пылкой одержимости Кремля всяческими «поворотами на Восток».