«Наиболее вероятный сценарий смены власти — «Пригожин-2», который не остановится, памятуя о судьбе первого». Большой разговор с Сергеем Жаворонковым («Либеральная миссия»)

На этой неделе будут вспоминать президентские выборы в России 1996 года — их первый тур прошел 16 июня. Оглядываясь назад, многие современники, политики, публицисты и мыслители именно с этим событием связывают поворотный момент в истории молодой российской демократии. По широко распространенному мнению, именно в результате победы Бориса Ельцина на тех выборах Россия стала отклоняться от эталонов демократии и либерализма и постепенно пришла к авторитаризму, репрессиями и войне. Так ли это? Поговорили с членом совета фонда «Либеральная миссия», экономистом Сергеем Жаворонковым о взаимосвязи нынешнего режима с политикой 90-х, а также о том, как долго еще экономика может выдержать бремя санкций и войны — и что нужно будет делать после завершения путинизма.

— Первый вопрос, с которого хотелось бы начать: раз уж мы вспоминаем выборы Ельцина 1996 года, то, на ваш взгляд, они действительно как-то обусловили ход политико-экономических процессов и привели к тому состоянию, в котором мы все оказались? Или это все спекуляции?

— Я полагаю, что это спекуляции. Начнем с того, что эти теории появились сильно позже 90-х, уже даже скорее не в нулевых, а в десятых, когда Зюганов стал смотреться уже как некий старый дедушка, которому все равно. Эти теории можно условно назвать теорией «Русского Квасьневского» — в Польше, как известно, Лех Валенса проиграл [свои] перевыборы 1995 года социал-демократу Александру Квасьневскому, бывшему в конце правления коммунистов министром по делам молодежи. Ничего страшного после этого в Польше не случилось. Сторонники этого подхода говорят: ну победил бы Зюганов — или ничего бы страшного не случилось, или Зюганов быстро все бы развалил и на следующих выборах коммунисты с треском бы проиграли, и к власти пришли бы нормальные демократы.

Но разница между Квасьневским и Зюгановым огромная. Квасьневский в 1995 году осуждал коммунистическую диктатуру, а свою роль (очевидно второстепенную) в ней объяснял тем, что мол пытался делать небольшие добрые дела, и действительно, Квасьневский не нес ответственности за репрессии. Зюганов шел на выборы, восхваляя Сталина и СССР, обещая национализацию, регулирование цен и т.п. 15 марта 1996 года коммунистическое большинство Госдумы приняло постановление о денонсации Беловежских соглашений. Депутат Госдумы от КПРФ, активный участник мятежа ГКЧП генерал Варенников заявил тогда, что «восстановление СССР — это программа-минимум». И тогда интересно, какова была программа-максимум? Мировая революция?

У Квасьневского, кстати, вовсе не было парламентского большинства, парламент Польши в 1995 году был очень дробный, а с 1997 там вообще было оппозиционное правое большинство. В мае 1996 года группа крупных предпринимателей выступила с обращением «Выйти из тупика» — текстом довольно эклектичным, но призывавшим кандидатов к некоему компромиссному поведению, кто бы из них ни победил. Ничего хорошего Зюганов в ответ даже не пообещал.

Так что в случае победы Зюганова, на мой взгляд, скорее всего нынешний режим, диктатура и войны — так как никто из республик, даже Лукашенко, не собирался отказываться от независимости — настал бы уже в 1996 году. И никуда Зюганов бы не ушел, с выборами бы произошло то, что происходит сейчас. Может быть, даже хуже, в стиле Венесуэлы, с дефицитом и пустыми прилавками.

«Политические свободы при Ельцине были близки к абсолютным»

— Одна из претензий к экономической политике времен Ельцина: рыночные реформы были поставлены во главу угла в ущерб всему остальному. Оглядываясь назад и оценивая нынешнее состояние, на ваш взгляд, что все-таки первично: политические свободы или рыночные реформы, создающие условия для экономических свобод? И похоже, что актуальность этой дилеммы еще не раз возникнет в будущем для России.