Фото: shieldandsword.mozohin.ru
Меньше недели назад календарь перевалил за 9 ноября — дату, ничего не значащую для абсолютного большинства россиян и представителей многих других народов планеты. Многих других — но не немцев. В истории Германии за этой датой прочно закрепилось определение Schicksalstag, «Судьбоносного дня». По иронии судьбы, пять важнейших событий в национальном прошлом пришлось именно на девятый день последнего месяца осени.
9 ноября 1848 года казнили либерального политика Роберта Блюма — событие ознаменовало провал демократической Мартовской революции. В 1918 — провозгласили вместо обанкротившейся монархии Веймарскую республику. В 1923 именно в ту же дату нацистская партия предприняла Пивной путч, первую попытку захвата власти. А в 1938 году Гитлер и его приспешники всё в тот же день устроили Хрустальную ночь — общенациональный еврейский погром, провозвестивший Холокост. И, наконец, 9 ноября 1989 пала Берлинская стена — один из главных символов Холодной войны, разделявший восточную и западную части немецкой столицы, более 40 лет относившихся к двум разным государствам.
Падение барьера спровоцировала нелепая череда случайностей: прежде всего, неверно понятая зарубежными журналистами реплика функционера ГДР Гюнтера Шабовски. Буквально трёх слов от бюрократа хватило, чтобы восточноберлинский режим — считавшийся едва ли не самым надёжным и успешным во всём соцлагере Холодной войны — по сути самораспустился за считанные месяцы с молчаливого согласия абсолютного большинства граждан.
В стойкость и долголетие Германской демократической республики наверняка верил и находившийся там осенью 1989 молодой офицер советского КГБ Владимир Путин. Но в итоге ему выпало наблюдать за коллективным политическим самоубийством немецких товарищей. Чему этот невесёлый урок мог научить будущего главу России?
Последний выстрел проигравшего гэбиста
Поздней осенью 1989 года всю Восточную Германию накрыл праздник непослушания. Вчерашние базовые нормы поведения вмиг обратились в трусость и закоснелость, а ещё недавно самые сокровенные мечты стали призывом к действию. Дрезден — второй по величине город ГДР — здесь не служил исключением.
Фото: picture-alliance / dpa
В 1980-е годы «Флоренция на Эльбе» считалась чуть ли не наиболее замирённым госбезопасностью местом во всей стране. Но 5 декабря 1989 тысячи дрезденцев добровольно пошли к зданию, ещё недавно внушавшему безотчётный страх — окружному «Штази», как называли свою тайную полицию восточные немцы (Staatssicherheit — «государственная безопасность»). Люди требовали от МГБ открыть свои архивы, распухшие за годы службы чуть ли не до размеров библиотеки американского Конгресса.
Считалось, что досье там заведено чуть ли не на каждого взрослого гражданина или гражданку ГДР.
Остановить толпу пытался лично генерал-майор Хорст Бём, всемогущий начальник дрезденского управления «Штази». Но никакого страха импозантный 52-летний мужчина с преждевременно поседевшей аккуратной шевелюрой уже не внушал. «Stasi-Nazi!», — было ещё едва ли не самым приличным, что Бём услышал от сограждан. Спустя считанные минуты осаждающие ворвались в здание, а некогда грозный офицер безропотно сдал победившим противникам табельное оружие.
Фото: Wikipedia
Впрочем, у Бёма остался ещё как минимум один пистолет. С его помощью 21 февраля 1990 года недавний хозяин Дрездена и совершил самоубийство. Знавшие его люди склонялись к мысли: любая конспирология здесь бессмысленна, генерал попросту не смог принять чудовищную для себя реальность. Бёму претил перевёрнутый мир, где враги социализма приходят в «Штази» как к себе домой и нагло требуют чего-то от честных служак МГБ.
Позднее германский публицист Борис Райтшустер утверждал, что злополучным вечером 5 декабря 1989 года Бём останавливал толпу демонстрантов не в одиночку. Будто бы ему помогал один молодой подполковник КГБ, который сравнительно скоро вырастет до главы ещё не существовавшей на тот момент Российской Федерации.