Андрей Мовчан
Фото предоставлено Андреем Мовчаном
Почему Трамп не так страшен, как его малюют, и что хорошего он может сделать для США и мира, как его новый президентский срок повлияет на криптоиндустрию, каковы экономические шансы у Китая, почему санкции Запада действительно пошли на пользу России, к чему приведет милитаризация российской экономики, если в ближайшее время ничего не изменится, и как вести себя в этом потоке экономических событий среднестатистическому россиянину — поговорили обо всем этом с экономистом, финансистом, учредителем группы компаний по управлению инвестициями Movchan’s Group Андреем Мовчаном.
— Как бы вы описали состояние мировой экономики на конец 2024 года?
— Начать стоит с того, что в 2024 году мировая экономика окончательно прошла последствия ковида. Они были разными, были связаны и с разрывом цепочек поставок, и с изменениями комбинации спроса и предложения в широком спектре товаров и услуг, от офисной недвижимости до туризма, от полупроводников до углеводородов. Потом был инфляционный шок. Но на данный момент постковидная инфляция уже практически побеждена. К концу этого года мы можем констатировать: история ковида закончена.
Единственное, что осталось в наследство от ковида (помимо не слишком больших изменений в потреблении отдельных товаров и услуг — например, упал спрос на офисы), это повышенная ставка рефинансирования в развитых экономиках: Еврозоне, Великобритании, США. Здесь, скорее всего, мы входим в период более высоких ставок. Несомненно, ставки снизятся еще с текущих уровней, но все равно они будут повышенными по сравнению с тем, что было в период с кризиса 2008 года по 2020 год. Ставки, скорее всего, останутся не просто выше, чем тогда, то есть для США на уровне, условно говоря, 3–3,5%. Но они еще и останутся положительными с точки зрения инфляции, в отличие от периода, когда ставки была нулевыми, а инфляция была ненулевой. И, соответственно, ставки были отрицательными в реальном выражении. Это, наверное, такое ключевое изменение, которое мы видим на ближайший цикл.
Почему это происходит? С одной стороны, потому, что экономики крупных развитых стран оказываются в состоянии генерировать рост и на ставках такого уровня. Для них не требуется нулевая ставка, как думали многие финансисты и экономисты в предыдущем цикле. Это, безусловно, хорошая новость для мировой экономики, потому что это значительно здоровее, чем масштабное монетарное стимулирование, когда у тебя фактически бесплатные деньги. Нулевые ставки сильно увеличивают долг, развращают экономических агентов. Но с другой стороны, надо понимать, что сегодняшний рост в развитых странах связан не с ростом частного спроса, предпринимательства или с освоением новых рынков, а с бюджетной политикой.
Такие дефициты бюджетов, как сейчас, совершенно невиданные, раньше такого никогда не было. Эта ситуация очень нездоровая. Ее необходимо как-то исправлять.
Наверное, в ближайшие годы крупнейшие дефициты бюджета будут сокращаться, потому что это просто угроза и для всей бюджетной системы, и для долговой системы развитых стран. А сокращение бюджетных дефицитов будет естественным образом приводить к сокращению, по крайней мере, государственной части ВВП. На государственной части ВВП держится достаточно много и гражданского ВВП — первичный спрос со стороны государства дает средства экономическим агентам для увеличения собственного спроса.
Поэтому мы в принципе в ближайшие годы можем увидеть возврат к стагнации, если пойдет процесс сокращения дефицита бюджетов. На возврат к стагнации, скорее всего, центральные банки будут реагировать снижением ставок. И мы, возможно, из начинающегося цикла положительных реальных ставок с сокращением дефицитов бюджета вернемся обратно в картинку, скажем, 2013–2018 годов с нулевыми ставками, с очень низкими ставками. Чтобы поддержать хоть какой-то рост в условиях, когда рост сильно сокращается или ушел в ноль, или даже стал отрицательным на фоне сокращения дефицита бюджета. Это мы говорим про развитый мир.
С другой стороны, есть развивающийся мир, где главный игрок — Китай. Он занимает огромный кусок развивающихся рынков, больше, чем Америка от развитых. Поэтому в общем, наверное, говорить стоит в основном про Китай. В Китае идет замедление, которое началось еще даже до пандемии ковида. Тогда это замедление было меньше видно, потому что китайцы очень хорошо модифицировали свою статистику, как им нужно, и использовали фактор государственных расходов, так же, как сейчас это делает Америка. Но замедление идет: официальный рост ВВП в 6% ушел на уровень 4–4+, и будет снижаться дальше.
Надо понимать, что при условных китайских $15 тысячах на человека ВВП, 4% — это $600 на человека в год. Это цифра, несравнимая даже с 2% американского роста на будущий год. Китай превращается в медленно растущую экономику при огромном объеме структурных проблем самой экономики. Мы все эти проблемы видели. Это и резкое падение рынков, и проблемы рынка недвижимости, и явное перепроизводство инфраструктуры, и падающая занятость, особенно для молодых людей, и так далее — можно очень долго рассказывать про китайские экономические проблемы. Это не то чтобы Китай разорялся или впадал в тяжелый кризис, но все эти проблемы мешают китайской идее превращения в высокодоходную, быстро растущую, хорошо построенную сервисную экономику. Этого явно не будет в ближайшем цикле.
Китай продолжает оставаться экономикой производственной, экономикой среднего уровня ВВП на человека. Основной разговор сейчас идет о том, уйдет ли безболезненно Китай в японский тип стагнации, или процесс будет более болезненным. То есть
в 2024 году можно смело завершить все разговоры о том, когда Китай перегонит Америку по ВВП на человека, когда Китай станет доминирующей экономической силой в мире, когда юань станет мировой расчетной валютой. Сегодня мы можем дать ясный ответ: точно не в этом цикле.
И, скорее всего, Китаю следует опасаться снижения своей роли, а не ее увеличения.
Между этими полюсами находятся очень много самых разных экономик. В каких-то экономиках был достаточно хороший рост. В основном такие экономики связаны с природными ресурсами. Стоимость природных ресурсов остается высокой во многом в силу того, что производство природных ресурсов, в первую очередь нефти, достаточно ограничено. Ограничено искусственно, картельными соглашениями.
Во многих экономиках происходят свои идеосинкратические процессы. Например, сегодня Аргентина с трудом выруливает из своего периода популистской левой экономики, приведшей страну на грань краха, за счет действий очень правого правительства. Там есть хорошие новости, но пока еще многое плохо. А есть Египет, в котором просто все плохо, там экономика никак не приспосабливается к нормальному взаимодействию с миром. А есть, например, Норвегия, в которой, несмотря на гиперресурсность, заигрались с социализмом и идет замедление, и вообще говоря, перед политиками страны стоит вопрос, что делать дальше.
Евросоюз во главе с Германией в связи с примерно 20 годами ошибочной популистской экономической политики сегодня находится на грани стагнации и теряет бизнесы, теряет рабочие места, теряет очень быстро инновационность в экономике. И здесь, так же, как в Китае, стоит большой вопрос о том, что делать дальше. Накопленный запас позволяет Евросоюзу существовать неплохо еще какое-то количество лет, может быть, десятилетий. Но проблемы-то накапливаются. Если их не решать всерьез сейчас, то дальше они могут стать совершенно нерешаемыми.
В целом мировая экономика в 2025 году будет расти. Нет какого-то глобального экономического кризиса. Но надо понимать, что у каждой страны своя повестка.
— Главное политическое событие уходящего года — избрание Дональда Трампа президентом. Очевидно, это событие во многом повлияет на мировую экономику. Но как именно? Обычно среди либерально настроенных экономистов и политологов заявления и действия Трампа вызывают негатив. Что вы думаете?
