Фото: Владимир Астапкович / РИА Новости
1. Количество участников
Оно оказалось процентов на 30 выше, чем ожидали большинство участников и организаторов. Постепенно складывается критерий: мероприятие с численностью (по самооценке присутствующих) «вокруг» 20 тысяч – неудача, мероприятие ближе к 30 тысячам – успех. Примерно так происходило и 6 мая 2012 года, когда аргументов в пользу снижения численности было множество (общая депрессия, эпидемия отъездов в межпраздничные дни), а число участников оказалось весьма значительным. В мае 2013-го участники обнаружили, что протестный тренд не выдохся, а власть – что количество митингующих все же не столь велико, чтобы отказываться от репрессивного крена в отношении протестного движения.
2. Позитивное послевкусие у участников
Интерпретация итогов митингов и шествий обычно происходит в течение 1–2 дней. Если пытаться выявить общие эмоциональные ноты протестных слоев в социальных сетях, они оказались в целом позитивными, кое-где воодушевленными, хотя и не дотягивающими до эйфории. В целом «синдром нерасставания» сохранился.
3. Хромающее качество контента
Возможно, одна из причин такого послевкусия – тот факт, что (несмотря на формат митинга, а не шествия) участники в основном общались между собой, не имея возможности вслушиваться в выступления ораторов. Которое (за парой исключений) за последний год особо не прибавило. Обращают на себя внимание попытки выступающих постепенно отойти от рациональной, левополушарной повестки дня (которая во многом исчерпана и властью, и оппозицией) в сторону эмоций, через более активное вовлечение деятелей искусства. Правда, часть митингующих «старого» призыва в кризисе рациональной повестки себе признаваться не готово.
4. Действия в фарватере властной повестки дня
Акцент на требовании освободить политзаключенных вполне понятен: он призван усилить этическую компоненту для мобилизации протестующих (как и ранее – противодействие «антисиротскому закону»). Однако этическая компонента настолько увлекает фронтменов протеста, что они постепенно отказываются от создания собственной повестки дня и следуют за той повесткой, что формируется властью. Это расширяет возможности для манипулирования позицией митингующих: создавая новые поводы негативной мобилизации, власть тем самым отвлекает внимание протестующих и от первоначальных требований, и от разработки внятной стратегии.
5. Отказ от поиска союзников в регионах
Тезис о том, что Россия за МКАД с удовольствием вышла бы «с мужиками» на Поклонную, будь у нее такая возможность, выглядит малореалистичным. Отношение провинциальной России к протестному тренду остается нейтральным: протесты воспринимаются как элемент не самой актуальной для глубинки повестки дня, не вызывающие ни агрессии, ни сопереживания. Если в прошлом году популярной была идея поехать искать союзников в регионы (через создание различных лагерей, семинаров и т.п.), сегодня эта тема ушла с повестки дня. Ею занимается только Кудрин, причем без очевидных шансов на успех. Организаторы протестов все больше склоняются к мысли, что принципиальной является численность акций именно в Москве, а их масштаб в других регионах (даже в Петербурге) не является существенным. Другое дело, что пока не удается добиться приращения численности столичных участников на порядок. Лидеры протестного движения способны идти за трендом, но не имеют достаточных возможностей для его формирования или существенного усиления.
