В «Новой газете» – большое скандальное расследование о сомнительных заработках генералов ФСБ. Общественная реакция почти никакая, Кремль «этим вопросом не занимается». Ну украли. Зато с Евгенией Васильевой все было иначе: президент был вовлечен лично, администрация президента активно комментировала. Почему сердюковским нельзя, а лубянским можно? И согласен ли с этим народ?
Уровень коррупции в России высок, это всем известно и общее место. Попросту говоря, воруют все. И много. И можно не сомневаться, что Владимир Путин в этих вопросах самый осведомленный человек в стране: к нему стекаются потоки компроматов от всех групп влияния, от всех источников, рассчитывающих либо подвинуть своих конкурентов, либо выслужиться перед главой государства.
Отношение Путина к коррупции тоже хорошо известно: ну а где ее нет, неоднократно говорил он. Всех не пересажаешь, не с кем будет работать – еще один ответ, который периодически приходится слышать. На протяжении всех 15 лет путинского режима коррупция так и не стала политическим преступлением в понимании Кремля. То есть преступлением, которое рассматривается как источник дестабилизации и угроза для прочности построенной системы власти. Коррупция – это техническая проблема, которая нуждается в осторожном регулировании без «жесткача», как сказал Путин осенью прошлого года.
Борьба с коррупцией всегда была прикладным делом. Вот снимают Анатолия Сердюкова – и коррупционное дело идет шлейфом. Но это только для публики: никто всерьез не станет утверждать, что министр погорел из-за своей жадности. С уходом Дмитрия Медведева из президентов он потерял его поддержку и проиграл аппаратным противникам. Или уголовное преследование фигур, связанных со «Сколково»: в основе также внутриэлитный конфликт. Точно такая же природа и у нынешнего нарастающего давления на «Роснано», и, к примеру, у скандального, показного снятия губернатора Сахалинской области Александра Хорошавина.
Формула публичного антикоррупционного разоблачения в путинской власти выводится легко: внутриэлитный конфликт, отсутствие у «жертвы» устойчивого политического иммунитета, коррупционная фактология, способность атакующей стороны задействовать силовиков.
И если бы не Путин, то разоблачения были бы гораздо более масштабными и скандальными, а кадровые пертурбации более выраженными. Но этого не происходит, так как внутри режима образовался круг лиц с особой, путинской, легитимностью, которая исключает любое уголовное преследование, даже со стороны самых влиятельных.
Васильева (но не Сердюков), топ-менеджер «Сколково» (но не Медведев и Сурков), губернаторы (но не те, кто имеет патронов-друзей Путина), «Роснано» (но не Чубайс) – это технические фигуры в конфликтном поле. И на них можно давить. А первые лица неприкосновенны: и Владимир Якунин с его «шубохранилищем», и Вячеслав Володин с Сергеем Неверовым и их сосновыми дачами, и руководство ФСБ. Это сакральная путинская гвардия, это, по мнению Путина, новая ответственная политическая элита, которая только зарождается. И пусть кто-то и подворовывает, главное, чтобы не предавали. Лояльность в обмен на кормление остается принципом функционирования политической власти. Только круг неприкосновенных, надо признать, заметно сужается.
Сравним первую половину 2000-х с нынешним временем.
