Доминик Жаме.
Getty Images
В нынешнем противостоянии с Западом у России нет настоящих союзников. Идет ли речь о международном трибунале по катастрофе малайзийского «Боинга» или о положении в Крыму и Донбассе, максимум, на что может рассчитывать Москва в Совете Безопасности ООН, – это нейтралитет Китая. Последний опрос Pew Center показывает, что только во Вьетнаме, Гане и – с натяжкой – в Китае большинство скорее позитивно относятся к России и Путину. Однако и на Западе, и во всем мире у России находятся и единомышленники и попутчики – те, кто тоже отвергает положение дел в мире и опасается влияния США. Российская пропаганда старается их использовать: у МИА «Россия сегодня», Russia Today, государственных телеканалов и агентств есть свои излюбленные СМИ на Западе, критикующие сложившийся порядок.
Например, как минимум раз в неделю, а то и чаще МИА «Россия сегодня» и Russia Today цитируют статьи французского издания Boulevard Voltaire. «Французские СМИ: США готовят украинский сценарий в Греции», «СМИ: Франция сделала харакири, заморозив российские активы», «Мнение: Франция при Олланде лишилась свободы маневра», «“Шоколадный король” растает, когда потеряет поддержку Запада» – так выглядят пересказы Boulevard Voltaire в российской прессе.
Что собой представляет типичный союзник Кремля? На кого опирается российская пропаганда? Онлайн-издание Boulevard Voltaire появилось два с половиной года назад и аудитория его невелика (также есть 14 500 подписчиков в твиттере, 100 тысяч в фейсбуке). Сайт открыли журналисты Робер Менар и Доминик Жаме. Менар с тех пор при поддержке нескольких ультраправых партий, в том числе Национального фронта, успел стать мэром небольшого города Безье на юге Франции. Кавалер ордена Почетного легиона, 80-летний Жаме тоже пошел в политику, занял пост вице-президента небольшой партии с националистическим уклоном «Вставай, Франция», но остался на посту главного редактора Boulevard Voltaire. Анна Строганова спросила у него, почему ему близок Путин, что происходит на Украине, опасен ли Кадыров и чем нехороша западная демократия.
– Вы работали для больших авторитетных французских СМИ – France Soir, Le Figaro, Marianne – и открыли Boulevard Voltaire. Что вас не устраивает в традиционных французских СМИ?
– Во-первых, большинство крупных СМИ во Франции (как, впрочем, и в других странах) являются собственностью больших компаний, которые не имеют ничего общего с журналистикой, но при этом контролируют журналы, радиостанции и телеканалы. Во-вторых, мы живем в стране, где Конституция, законы и даже судебная система гарантируют демократическую работу СМИ, но где, несмотря на это, сложилась атмосфера конформизма и соглашательства, иногда даже раболепства по отношению к власть имущим – будь то те самые большие бизнес-группы, политические партии и государства. Это разрушает независимость СМИ.
В эволюции СМИ за последние несколько десятилетий крайне любопытен тот факт, что, если ты журналист, это делает тебя чуть менее гражданином, чем других. У тебя меньше прав, чем у остальных. Это абсурд. В течение двух столетий журналисты боролись за свободу слова, возможность выражать все точки зрения и за право писать то, что думаешь. А сегодня все наоборот: журналисты оказались на стороне цензуры, самоцензуры и мнимой непредвзятости. Это меня удручает.
– Почему вы вступили в маленькую партию, которая яростно защищает французский суверенитет и выступает за выход из еврозоны?
– До недавнего времени во французской политике было два блока: левый, вокруг Социалистической партии, и правый, вокруг партии, которая теперь называется «Республиканцы». Казалось, что ни для кого другого вне этих блоков места нет, но сегодня ситуация изменилась.
Во-первых, эти партии научились манипулировать общественным мнением и утратили свое идеологическое наполнение, искренность и аутентичность. Во-вторых и в-главных, именно это определило мой выбор – оба этих блока выбрали путь Европейского союза и отказались от некоторых суверенных интересов. Партия «Вставай, Франция» – это партия яростных приверженцев возвращения независимости Франции, и мне нравится ее честность и незапятнанность.
– Как вы видите ситуацию в России?
– Я не понимаю политиков и СМИ, которые не берут в расчет исторические изменения. СССР был, с одной стороны, тоталитарным режимом, диктатурой, а с другой – огромной империей, чье господство держалось прежде всего на силе и репрессиях. Советская империя рухнула, развалилась. Мы были наблюдателями этих колоссальных перемен. Какая еще страна в XX веке таким образом переходила от тоталитарного к полуавторитарному режиму, от империи к ее дроблению? Других таких примеров нет.
– Вы назвали сегодняшний российский режим полуавторитарным. Что вы имеете в виду? Как бы вы его описали?
– Россия – это страна, где есть выборы, и их результаты более или менее соответствуют тому, как голосуют люди. Но нельзя сказать, что нет препятствий или помех для создания других партий и их становления. Нельзя сказать, что Россия отказалась от некоторых несколько грубых методов по отношению к СМИ и бизнесу. Российские оппозиционеры часто оказываются в опасности. Россия не достигла еще удовлетворительного демократического уровня. Но и самые старые, самые большие демократии в мире не без греха, а главное, нельзя забывать, сколько времени им понадобилось для того, чтобы прийти туда, где они сейчас. Сегодняшняя тенденция в России скорее позитивная, чем негативная. С момента развала Советского Союза был проделан большой путь в сторону демократии.
У истории есть свои странности. Очевидно, что западные демократии демократичнее, чем Россия. В то же время там множество людей страдают от отсутствия власти, авторитета, неспособности некоторых глав государств и правительств противостоять трудностям. Во Франции, например, власти все менее и менее способны решать проблемы, какими бы крохотными они ни были, будь то проблемы с фермерами или со школьным расписанием. Поэтому режим Владимира Путина вызывает одновременно восхищение и опасение. И то и другое.
Нельзя поспорить с тем, что Путин – популярный президент. Можно сказать, что он манипулирует народом, но очевидно, что, даже если бы выборы в России были абсолютно свободными, а демократия – образцовой, народ бы все равно выбрал Путина. Для меня это главное.
– Но зачем тогда выборы в парламент в 2011 году были массово фальсифицированы? Миллион голосов украли только в одной Москве, это доказано, с этого начались демонстрации.
– Очевидно, что Россия никогда или почти никогда (может быть, только очень коротко, в эпоху Керенского и Временного правительства) не знала, что такое демократия.
Да, в России по-прежнему существует множество отклонений от демократических норм. Тем не менее мне кажется, что эта большая страна сделала огромный рывок, несравнимый с тем, что было раньше, в сторону демократии, плюрализма и свободы. Но правда и то, что в России плохо относятся к оппозиционерам, что выборы фальсифицируются, что вертикаль власти все еще полностью зависит от верхушки и что общее функционирование системы не соответствует тому, что мы наблюдаем в таких странах, как Франция, Великобритания или США, с их опытом демократии.
– Какую роль, по-вашему, Россия и лично Владимир Путин играют в украинском конфликте?
