The Washington Post / Getty Images
«Homo ludens: человек играющий» Йохана Хёйзинги в кратком изложении (СПб., Изд-во Ивана Лимбаха, 2011).
Контекст
Йохан Хёйзинга (1872–1945) – ректор Лейденского университета и один из создателей культурологии. Период научной деятельности Хёйзинги пришелся на межвоенное время, которое он то ли надолго опередил, то ли безнадежно отстал. Оставаясь последовательным гуманистом в духе столь любимой им эпохи Возрождения, Хёйзинга оборонял университет от нацистских делегаций и рвал отношения с давними друзьями, вступившими в ряды фашистских партий. Термин «честная игра», появляющийся в книге, применим и к ее автору.
Ставшее классическим исследование игрового элемента культуры «Homo ludens» было опубликовано в 1938 году. Этот труд – анализ универсального примиряющего пространства для общества, стоящего на перекрестке двух войн. Книга вышла следом за «Осенью Средневековья», опубликованной в 1919 году. Обе эти работы точно заслуживают быть прочитанными целиком, и никакой пересказ не заменит книг Хёйзинги, однако он может стать той точкой, после которой читатель решится на этот шаг (все-таки речь идет о пятистах страницах не самого простого текста).
Свойства игры
Хёйзинга утверждает, что «игра существует до всякой культуры, витает над ней», что любая культура существует как игра, «разыгрывается». Отсюда и термин «человек играющий», который, по мнению автора, указывает на столь же важную и определяющую функцию нашего вида, как и «делатель» (homo faber).
Игра – функция, которая не обусловлена ни биологией, ни логикой, ни этикой. Более того, играют не только люди, но и животные. Исследование невозможно без ответа на вопрос, что такое игра. При всем многообразии форм любые игры объединяет несколько важных факторов: правила, особые пространственно-временные условия и удовольствие. Хёйзинга предлагает следующее определение: «Мы можем назвать игру с точки зрения формы некоей свободной деятельностью, которая осознается как ненастоящая, не связанная с обыденной жизнью и тем не менее могущая полностью захватить играющего; которая не обусловливается никакими ближайшими материальными интересами или доставляемой пользой; которая протекает в особо отведенном пространстве и времени, упорядоченно и в соответствии с определенными правилами». Стоит отдельно упомянуть состязательный элемент, присущий практически любой игровой деятельности, и объединяющие свойства игры, формирование команд и сообществ.
Привычное противопоставление игрового и серьезного существует только в качестве абстракции. В то время как «смысловое содержание серьезного определяется и исчерпывается отрицанием игры <…> смысловое содержание игры, напротив, ни в коей мере не описывается через понятие несерьезного и им не исчерпывается. <…> Серьезность стремится исключить игру, игра же с легкостью включает в себя серьезное».
Игра в разных языках
Все народы играли и играют, причем на удивление схожим образом, что и наводит Хёйзингу на мысль о том, что игра – предшественница культуры, а не ее побочный продукт; но не в каждом языке существует всеобъемлющее понятие для выражение идеи игры как таковой.
В современных языках понятие игры стало столь универсальным, подходящим как для музыки, так и для словесных каламбуров, спорта, социальных и природных явлений. Так, в древнегреческом существует специальный суффикс, связанный с детской забавой: «В полной самостоятельности этого суффикса уже как бы символически выражена окончательная неупрощаемость понятия игры». При этом не описываются спортивные турниры, которые мы тоже называем играми. Они представляли важную часть жизни греков и описывались отдельным термином, обозначающим состязание и борьбу, – «агон».
В санскрите существует четыре основных корня, обозначающих игру. Помимо обычного своего значения, они применяются к явлением природы (игра ветра, игра волн) и к лицедейству (в значении «как будто»). В китайском языке существует два понятия, применяемых для обозначения игры, одно из которых семантически тяготеет к занятиям, которым человек отдается со вниманием, но беззаботностью («обследование», «перебирание бисера», «наслаждение лунным светом»), а другое сопоставимо с греческим понятием состязания. Японский язык оперирует понятием игрового языка, которое означает учтивую речь, уместную по отношению к лицам с более высоким статусом. Вероятно, это связано с тем, что «высокопоставленная персона видится на такой высоте, где ее поступками движет лишь желаемое ею самой удовольствие». В семитских языках (арабском, сирийском, иврите) понятие игры тесно связано с понятием смеха, иногда – с музыкой. Латынь в отличие от всех вышеупомянутых языков пользуется емким понятием «ludus», охватывающим с помощью различных производных все области игрового поведения.
Игра, праздник и священнодействие
Праздник, как и игра, знаменует прекращение обыденной жизни. В архаичных культурах праздники являются частью мистического культа, однако и игры им не чужды – древнегреческие Дионисии, к примеру, сопровождались театральными представлениями. Игры эти носят вполне серьезный и подлинно священный характер – известен случай, когда индеец племени квакиутль убил свою дочь, заставшую его за изготовлением маски к празднику. Сознанию дикаря свойственно погружаться в разыгрываемый культ, искренне верить и всецело принимать правила игры. Он, подобно ребенку, отождествляется с тем персонажем, чья маска находится на его лице.
Массовые или одиночные состязания – неотъемлемый элемент ранних культур. Агон может принимать формы невинного и даже шуточного соревнования или представлять собой кровавую битву – в основе любой борьбы лежит игровой элемент. Поле, в котором нужно доказать свою смелость, выносливость, силу, ум, красноречие и даже щедрость – игровое пространство со своими жесткими правилами. Несмотря на то что многие герои мифов Древней Греции, Махабхараты, Песни о нибелунгах выигрывают состязания с помощью хитрости, они не становятся шпильбрейхерами, игроками, нарушающими правила игры, а лишь задают состязаниям новое направление, делая хитрость предметом борьбы.
Особенное внимание Хёйзинга уделяет обычаю уже упомянутого племени квакиутль – состязанию в щедрости под названием потлач. Эта борьба между двумя домами заключается в обмене дарами, где каждый пытается превзойти другого и доходит до своего апогея в уничтожении хозяином собственного имущества «наперегонки» с соперником. Подобные «игры ради славы и чести» существуют во множестве других архаических культур, приобретая у некоторых народов формы «состязаний в хуле» или «поединков бахвальства».