Лейтенант Уильям Робертсон и лейтенант Александр Сильвашко на фоне надписи «Восток встречается с Западом», символизирующей встречу союзников на Эльбе. Фото: William E. Poulson / U.S. National Archives and Records Administration
Если все пойдет по моему плану, то я успею написать и опубликовать (а вы – прочитать) этот текст раньше, чем за наши поступки нам начнут давать до пяти лет лагерей. Ну, должна же законодательная вертикаль, угождая сами-знаете-кому, ввести уголовную статью за сравнение Сталина с Гитлером.
Впрочем, мне важно успеть сказать не про схожесть советского и нацистского режимов (такое сходство очевидно, это общее место в мировой исторической науке, занимающейся изучением тоталитаризма ХХ века). Куда важнее, что любая попытка свести Вторую мировую войну только к Великой Отечественной, то есть только к противостоянию Сталина и Гитлера, превращается в попытку лишить Красную армию права на подвиг (а наследников ее солдат, например, меня или вас – права гордиться их подвигом).
Кто хочет у меня этот подвиг украсть? Да вот, пожалуйста: хотя бы Владимир Путин. Я про его оговорку в речи на 9 мая, что, мол, советский народ один воевал против Германии, один перенес все тяжести и т.д. Полагаю, это была не случайная оговорка, а намеренная, но неудачная импровизация. Путин вообще импровизирует скверно, заставляя краснеть от стыда за одинокого, несчастного и давным-давно оторванного от реальности человека, которому никто не скажет: «Это что ж вы, голубчик, за глупость брякнули?» Но дело даже не в этой глупости с военным «одиночеством» СССР, через которую по-фрейдовски просвечивает бесконечное одиночество эту фразу произносящего. А в том, что эта идея («Мы одни! Весь мир против нас! А все-таки победили!») стала весьма популярной в сегодняшней России. И не только среди записных госпатриотов.
Как там? СССР один воевал с фашистской силой темною, с проклятою ордой, а вся Европа, как трусливая баба, либо лежала под Гитлером, либо тряслась от страха, не открывая второй фронт и дожидаясь, кто там кого прикончит. (Что отчасти верно: я бы на месте Черчилля тоже ждал, пока два мерзавца прикончат друг друга. Это помимо того, что Черчилль помнил ужас Дюнкерка, сбрасываемой в море армии, ему нужно было высаживать десант на континенте наверняка. И он готовил эту высадку, пряча армию внутри вырытых в скалах Дувра гигантских пещер.)
Окей, если мы в одиночку спасли мир (что бы за этим «мы» ни стояло, а стоит кровь, идея кровного родства, «своих» – очень варварская, дохристианская, но цепкая и хваткая) – разве это не поднимает подвиг спасения на совершенно недосягаемую высоту?
