Григорий Чхартишвили (литературный псевдоним – Борис Акунин)
Из личного архива Григория Чхартишвили
Незадолго до аннексии Крыма российские СМИ раскопали, как теперь понятно, настоящий видеоманифест российского реванша. В этом клипе петербургская школьница Варя Стрижак ангельским голосом выводит: «Империя не может умереть», что, по идее, должно наполнять сердца зрителей гордостью, величием и чувством исторической преемственности. Сентенция, впрочем, двусмысленная: что, если империя всё пытается умереть, да только у неё никак не получается? После начала российского вторжения в Украину, а в особенности после событий этой недели, поневоле задумаешься: может быть, просто время пришло — и мы наблюдаем конец проекта под названием «Российская Федерация»? Об этом мы поговорили с автором девятитомной «Истории российского государства» , писателем Григорием Чхартишвили (он же — Борис Акунин).
— Очень хочу поговорить о мобилизации, объявленной в России, но начну всё же с вашего недавнего выступления, а не путинского. Имею в виду ваш пост со словами поддержки в адрес полумиллиона россиян, покинувших страну в знак протеста против войны. Меня удивило, сколько недовольных и даже негодующих комментариев он собрал. Как вы думаете, почему оставшиеся в России противники войны реагируют так болезненно? И возможна ли солидарность тех, кто остался, с теми, кто уехал?
— Так всегда бывает, когда пишешь для кого-то адресно. Те, кому данное послание не адресовано — во всяком случае некоторые из них — чувствуют себя уязвленными. Я сначала находил это странным. Ну вроде как выражаешь сочувствие онкологическим больным, и слышишь: «Ага, а на инсультников и туберкулезников ему наплевать!». Но потом привык. Есть определенный процент людей, для которых такая реакция естественна. Ну и вообще, у нас все очень любят уличать и оскорбляться, это такая генетическая память о советском трамвае. Когда собираешь деньги на какой-нибудь благотворительный проект, обязательно найдутся упрекающие, что не помогаешь кому-то другому, кому помощь намного нужнее.
Солидарность тех, кто уехал, и тех, кто остался, не просто возможна, она жизненно необходима. Судя по тому как развиваются события, положение людей, оставшихся под властью Путина, будет становиться всё тяжелее. Они будут очень нуждаться в помощи — и психологической, и денежной, и организационной. Диаспоре нужно как можно скорее самоорганизоваться, чтобы взять на себя эту работу.
— Российская эмиграция последних десятилетий, насколько я могу судить, была атомизирована еще сильнее российского общества. Какие у вас от неё впечатления? И может ли общая беда наконец-то сплотить русскоязычную диаспору за границей?
