Елена Майорова/ Global Look Press
Война заставила нас оглянуться по сторонам. Кто живет рядом с нами? Думают ли наши сограждане так же, как мы? Лаборатория публичной социологии — это исследовательский коллектив, изучающий политику и общество в России. В 2022 году он запустил проект по изучению отношения россиян к войне.
Как люди объясняют себе причины конфликта? Как их отношение к политике отражается на их общении и на восприятии себя? Есть ли у них вообще политическая позиция? Об этом мы поговорили с сотрудниками Лаборатории публичной социологии Светланой Ерпылевой, работающей в Центре исследований восточной Европы при университете Бремена (Германия), и с Максимом Алюковым, политическим социологом, научным сотрудником Института исследований России (Королевский колледж Лондона).
— Как устроено ваше исследование об отношении россиян к войне с Украиной?
Светлана Ерпылева: Качественные методы — главное наше отличие от других команд, которые занимаются систематическими исследованиям восприятия войны. Мы проводим длительные беседы с нашими информантами и пытаемся узнать не только их отношение к войне непосредственно, но и многие другие вещи, связанные с ней. Каким источникам информации они доверяют, как они общаются с близкими, чего они боятся и на что надеются и так далее.
Мы искали собеседников с помощью соцсетей, объявлений, метода «снежного кома» (когда информант помогает нам договориться о разговоре с его или ее знакомыми). Последнее очень помогало выстроить контакт с теми, кто не часто думает о политике.
Некоторые люди активно откликались на распространяемые нами объявления о поиске информантов — они сами хотели с нами поговорить. Причем это не только те, у кого есть явная позиция «за/против» войны и они готовы ей делиться, но и те, кто чувствует, что их мнение не представлено в публичной дискуссии. Такие люди не видят единомышленников в соцсетях или в СМИ и хотят нанести себя на карту.
Например, на втором этапе нашего исследования, осенью 2022 года, мы поняли, что делить людей на «сторонников войны», «противников» и «сомневающихся» (как мы делали весной) уже не так корректно. Так, какие-то решения властей наши собеседники поддерживают, а какие-то нет, в чем-то они считают войну необходимой, что-то их ужасает, а в чем-то они сомневаются. Наши интервью, которые длятся около часа (а иногда больше), как раз помогают разобраться в особенностях восприятия войны россиянами со всеми его противоречиями и сложностями.
Другая наша цель в том, чтобы изучать динамику восприятия войны. Первую серию интервью мы провели весной 2022 года, вторую — с октября по декабрь. Тут важно проговорить, что осенью мы говорили только с «не противниками войны», то есть с теми, кого весной мы условно называли сторонниками и сомневающимися.
Максим Алюков: Я бы еще добавил важное уточнение. Когда говорят об изучении восприятия войны, часто имеют в виду репрезентативные опросы. С их помощью правда можно более или менее точно описать разброс мнений по всей стране. Но опросы не могут показать, как мнения о войне формируются, какие эмоции люди испытывают. Мы скорее идем в глубину, чем в ширину. Да, мы не можем делать масштабные выводы об общественном мнении в целом, но, в отличие от опросных проектов, нам проще говорить о конкретных механизмах — какие эмоции ведут к формированию определенных позиций, как на восприятие войны влияют разные типы медиапотребления и так далее.
— А в чем отличие того, как люди воспринимали войну весной и осенью?