Германский император Вильгельм II, портрет Филиппа Лазло, 1909 г.

Германский император Вильгельм II, портрет Филиппа Лазло, 1909 г.

Источник: Википедия.

«Каждый день новые зверства! В День всех святых немцы открыли массированный огонь по соборам Арраса и Ипра, чтобы убить как можно больше женщин и детей, — писал Максим Вейган жене в ноябре 1914 года. — Как я хочу возглавить расстрельную команду, которая поставила бы к стенке Вильгельма!» Вейган был не одинок: очередь людей, готовых на такое назначение, растянулась бы тогда на многие километры.

Еще недавно Европа наслаждалась миром, прогрессом и неуклонным ростом уровня жизни. И вот, словно по заклинанию Саурона, весь континент прорезали линии окопов, а в тыл сначала десятками, а потом сотнями тысяч полетели похоронки. Война не щадила никого: немецкие зверства над мирным населением Бельгии стали на Западе притчей во языцех, а бомбежки жилых кварталов — обыденным явлением. А после гибели 1198 пассажиров торпедированного немцами лайнера «Лузитания» суд присяжных в британском Кинсейле объявил: «Это ужасающее преступление противоречило международному праву и конвенциям всех цивилизованных наций, поэтому мы обвиняем владельцев подводной лодки — императора и правительство Германии, по чьему приказу она действовала, — в преднамеренном и массовом убийстве».

К тому моменту, как 11 ноября 1918 года Германия фактически капитулировала перед натиском армий Антанты, идея судить лиц, виновных в военных преступлениях, прочно овладела умами и общества, и государственных мужей в Лондоне и Париже. И первым в списке потенциальных подсудимых стоял германский император Вильгельм II, который, как это сформулировал британский премьер Дэвид Ллойд Джордж, виновен в том, что «вверг мир в войну»: «Пусть немецкий народ знает, что если его правители нарушают законы человечности, военная мощь Пруссии не сможет защитить их от возмездия… иначе страдания этой войны будут напрасными».

С ним был целиком согласен французский премьер Жорж Клемансо, не возражал и американский президент Вудро Вильсон. В итоге в тексте Версальского мирного договора появилась статья 227:

«Союзные державы предъявляют Вильгельму II Гогенцоллерну, бывшему германскому императору, публичное обвинение в оскорблении международной морали и священной силы договоров.

Специальный суд будет образован, чтобы судить обвиняемого, обеспечив ему существенные гарантии права защиты… Он будет состоять из пяти судей, назначенных Соединенными Штатами Америки, Великобританией, Францией, Италией и Японией. Суд будет судить по мотивам, внушенным высшими принципами международной политики, в заботе об обеспечении уважения… к международной морали».

Это было беспрецедентное условие. Ближайший аналог Вильгельма — император Наполеон Бонапарт — был сослан на Эльбу, а затем на остров Св. Елены без всякого приговора, обычным декретом держав-победительниц, которым и в голову не приходило судить его с точки зрения международного права. Но тогда целью было просто избавиться от опасного выскочки, сейчас ситуация была качественно иной. Ужасы Первой мировой настолько поразили воображение современников, что в общественном сознании укоренилось убеждение: после такой войны не может быть возвращения к принципу business as usual. Кто-то должен был ответить за гекатомбы невинных жертв, и наказание должно быть достаточно суровым, чтобы эта война действительно стала, как провозглашали политики, «войной, покончившей со всеми войнами». Чтобы ни у кого больше даже мысли не возникло развязать новый мировой конфликт.