«Я утратил веру в самого себя и в человечество». Как еврейский студент решился на убийство главного нациста Швейцарии

«Когда студент-медик прибыл в Давос, там выпал снег. Снег сиял на солнце, и курорт выглядел именно так, каким он бывает запечатлен на видовых открытках. Франкфуртер приехал без багажа, но с твердыми намерениями. Из "Базлер Цайтунг" он вырезал газетную фотографию с Густлоффом в партийной форме: статный мужчина, решительный взгляд, высокий лоб, чему способствовало облысение. Франкфуртер снял номер в отеле "Лев". Пришлось ждать целый день до 4 февраля. Вышел покурить на солнышко. Каждый шаг отдавался скрипом на снегу. По понедельникам проводился экскурсионный осмотр города. Фланировал по проспекту. Присоединился к кучке зрителей, которая наблюдала за хоккейным матчем. Поболтал с несколькими курортниками. Надо ртами витал морозный парок. Главное, не вызывать подозрения. Не сказать ничего лишнего. Не суетиться. Все было спланировано и подготовлено. Револьвер удалось купить без всяких проблем, потренировался на стрельбище Остермундинген под Берном. Несмотря на болезнь, рука была твердой, не дрожала».

Так немецкий писатель и лауреат Нобелевской премии по литературе Гюнтер Грасс описал в романе 2002 года «Траектория краба» подготовку хорватского еврея Давида Франкфуртера к убийству руководителя швейцарского отделения нацистской партии Вильгельма Густлоффа в феврале 1936 года. Имя последнего, несмотря на его статус и судьбу, обрело большую известность в другом контексте — как название спущенного на воду в 1937-м круизного лайнера, одного из крупнейших пассажирских судов своего времени. В январе 1945 года капитан советской подводной лодки С-13 Александр Маринеско отдал приказ торпедировать «Вильгельм Густлофф».

С юридической точки зрения то решение можно считать оправданным, поскольку судно выполняло военные функции, транспортировало солдат и боеприпасы. Споры о моральной стороне потопления среди независимых исследователей продолжались спустя еще много лет после операции, которую в Москве однозначно интерпретировали как триумф советского флота. В основном они касались того факта, что на борту «Вильгельма Густлоффа» находилось около девяти тысяч беженцев. Когда судно затонуло, спастись, вероятно, удалось не более чем 1000 гражданских.

Всей своей недолговечной историей «Вильгельм Густлофф» воплотил в себе абсурд Второй мировой — от названия, полученного в честь объявленного мучеником нацистского функционера, до потопления, легитимность которого не придала смысла гибели мирных жителей и не сделала их судьбу менее трагичной.

«Вильгельм Густлофф», переоборудованный в плавающий госпиталь и перекрашенный в соответствии с требованиями международного права по идентификации госпитальных судов. Данциг, 23 сентября 1939 года

Bundesarchiv, Bild 183-H27992 / Sönnke, Hans / CC-BY-SA 3.0, CC BY-SA 3.0 de, https://commons.wikimedia.org

Парадоксальная судьба постигла и основных персонажей эпизода, положившего начало исторической коллизии более чем за год до торжественной церемонии спуска «Вильгельма Густлоффа» на воду в Гамбурге в присутствии Адольфа Гитлера и других руководителей Третьего рейха. Давид Франкфуртер пытался покушением на нацистского бюрократа привлечь внимание к распространявшейся по Европе во второй половине 1930-х «коричневой чуме», но канул в небытие. О нем редко слышали и современники, и представители последующих поколений даже среди тех, кто пострадал от войны и Холокоста.

Вильгельм Густлофф умер функционером средней руки. Он не снискал мрачной славы «человекоподобного» Рейнхарда Гейдриха или «банального злодея» Адольфа Эйхмана, но все равно остался в истории — пусть и лишь как человек, своей смертью давший название судну, потопление которого стало одним из главных эпизодов заключительно этапа Второй мировой.