Цена вопроса. Почему дефицит яиц в России порождает такое беспокойство

«Опять яйца!» Хорошее, кстати, было бы название для какого-нибудь соцреалистического (холст, масло) полотна из разряда «добродушной сатиры». Ну, что-то вроде «Опять двойка!», только теперь про яйца. А что там должно быть изображено, а также в фас или в профиль, это уже забота художника.

В общем, да, опять яйца. Точнее, не сами яйца, а цена на них, — цена, как говорится, вопроса.

Но почему все-таки яйца? Можно подумать, что все остальное неудержимо дешевеет. Но нет, яйца почему-то!

Заголовки такие:

«Генпрокуратура проверит взлетевшие в России цены на яйца». «Почему подорожали яйца: когда будет спад цен на этот продукт». «Директор птицефабрики в Сорочинске прокомментировал взлетевшие цены на яйца».

Тревога и озабоченность. Мрачная тень яичного коллапса повисла над и без того не безмятежным миром таких непростых и таких неоднозначных товарно-денежных отношений.

«Почему все-таки яйца?» — повторяю я уже в который раз этот сакраментальный вопрос.

Одного объяснения, я думаю, быть не может. Но прежде всего, конечно, необходимо вспомнить о том, что яйцо — это универсальный мифопоэтический символ.

«Упоминания о вселенском яйце, из которого рождается мир, — сообщает нам Википедия, — встречаются в мифах и преданиях многих народов. В большинстве мифов яйцо, нередко — золотое (символ Солнца), — плавает в водах мирового океана».

Этот «мифопоэтический символ» для многих поколений россиян навсегда стал родным и домашним, благодаря одному из самых древних и самых загадочных и при этом самых популярных образцов русского фольклора — сказке про Курочку Рябу. Для очень многих, если не для всех, эта странная, но иррационально оптимистическая история про простое и про золотое яичко стала едва ли не самым первым литературным впечатлением.

Есть и еще один важный, хоть и невыносимо двусмысленный аспект этого вопроса, игнорировать который никак невозможно.

Из самых разнообразных образцов народного, а также и авторского юмора, в основе которого заложены два основных значения слова «яйца», можно составить сто увесистых томов. А шутки на эту тему все не иссякают, и конца этому не предвидится.

Второе значение «яиц», но не тех, которые дорожают, а совсем других, не дает покоя всем тем, для кого пресловутые «яйца», то есть в данном случае тестикулы, служат универсальными символами всяческой мужественности.

Часто к таким не слишком свежим метафорам обращаются люди так называемых творческих профессий. Беспрерывно манифестируя пубертатные по сути представления о мужественности, они любят говорить о «настоящих мужиках», о том, что у них в жилах кровь, а не вода, о том, что настоящий художник тот, у кого «есть яйца», при этом сам факт наличия упомянутых яиц непременно связывая с постоянной готовностью к насилию.

Ничуть не отрицая несомненной репродуктивной роли гениталий, я все же вынужден признаться, что и в художествовании, и в повседневном социальном существовании мне как-то больше интересны и симпатичны авторы, да и просто собеседники, чьи явленные миру достоинства располагаются выше пояса. Конструктивная и идеепораждающая роль головы или, допустим, сердца мне кажется все же важнее. Впрочем, не настаиваю — это опять же дело вкуса и персонального опыта каждого. Да и гаражно-кухонный фрейдизм тоже не будем совсем уж сбрасывать со счетов.

Так или иначе, но миф и эстетика пресловутых яиц как универсального признака всяческой «крутизны» живут и о себе всячески напоминают. А различные «крутые пацаны» неутомимо продолжают награждать друг друга символическими яйцами. Первой степени, второй, третьей… И не какими-нибудь пасхальными. И не какими-нибудь Фаберже.

Особенно, кстати, трогательно, что и функционеры, и рядовые члены «партии яиц» иногда любят наделять яйцами даже тех, кому они вовсе не полагаются в силу природных обстоятельств. Женщин, например. «Эта баба — с яйцами!» — восхищенно говорят они, в своем эгоцентрическом самозабвении совершенно не учитывая того, что далеко не каждой женщине так уж лестно, когда ей, — пусть даже и метафорически, — приписываются первичные признаки противоположного пола.

Архаичный культ «яиц», вдруг обнаруживающий в ряде случаев свою андрогинную природу, базируется на том, что «кому же неохота быть мужиком».

И ничего с годами особенно не меняется. Меняются лишь исторические нюансы, совокупно составляющие критерии и признаки яйценоскости. Но яйца-то все те же.

Яйца те же, но не те, которые дорожают, а мы ведь начали именно с них.

Я вот, например, большой любитель яиц, причем во всех видах. Любой связанный с ними потребительский ажиотах, любая бытовая паника по их поводу, меня настораживает. И тревожат меня не столько цены, — уж бог с ними, — сколько, будь он проклят, дефицит. Я слишком долго прожил в советском потребительском раю, чтобы не вздрагивать даже от каких-то непрошенных воспоминаний.

Я вспоминаю, например, как в один из дней ранних семидесятых мы с моим другом гуляли по Москве, а ему, в отличие от меня уже обремененному семейством, было поручено купить десяток яиц.

Поэтому, гуляя, мы заходили во все попадавшиеся по дороге магазины и, разумеется, никаких яиц там не обнаруживали.

Зайдя, ни на что уже не надеясь, в какой-то совсем маленький магазинчик, поразивший нас своей звенящей товарной пустотой, мы увидели пустой прилавок, за которым вроде как находилась продавщица. Но над прилавком возвышалась не ожидаемая голова, а, как бы это сказать… Ну, в общем, задница.

Продавщица спала в причудливой позе, повернувшись к лесу передом, а к нам, незадачливым покупателям, убедительным задом.

«Ээээ, простите», — сказал мой интеллигентный друг. Реакции не последовало. Потом он произнес то же самое чуть громче, но реакция была такой же, то есть никакой. Тогда он не нашел ничего лучшего, чем взять с прилавка счеты и, слегка погромыхивая костяшками, постучать ими по тому единственному фрагменту продавщицкого корпуса, который оказался доступен.

Продавщица зашевелилась, повернулась к нам обильно разукрашенным и совершенно пьяным лицом и, слабо шевеля языком, спросила, чего нам надобно в столь неурочный час.

Нам бы развернуться и уйти, но друг был одержим неутоленной страстью к обретению вожделенных яиц, о чем и сообщил продавщице.

«Что? — переспросила продавщица, — Яйца?» И она обидно расхохоталась. Смеясь, она досадливо махала на нас рукой, что означало «Идите уже отсюда и не смешите меня, а то описаюсь».

«Ну, ты даешь! — сквозь смех выдавила она под конец. — Яйца какие-то придумал!»

И правда — придумают же люди! Яйца какие-то!