Владимир Путин на съезде «Единой России»
Kremlin.ru
Российская власть начала кампанию по переизбранию Путина на новый шестилетний срок, при этом война с Украиной продолжается и в России почти не осталось оппозиционных голосов. Тем не менее российский политолог, президент фонда «Центр развития региональной политики» Илья Гращенков считает, что при всей кажущейся устойчивости режим Владимира Путина одновременно хрупок. Эксперт рассказал Republic, в чем его уязвимость, какую стратегию перед голосованием выберет власть и в каком случае российское общество не станет ее поддерживать.
— После изменения Конституции и «обнуления» Путина в 2020 году каждый следующий год в России оказывается все более жестоким: все больше государственного насилия, война, безальтернативность будущего. Многие сейчас смотрят с тревогой в 2024 год, но кто-то с надеждой. Как смотрите вы?
— В России идут сложные процессы, потому что попытка добиться того, что в официальных заявлениях принято называть «суверенитетом», которую декларирует российская власть, крайне многогранна. Этого суверенитета для себя хочет добиться правящая элита, но с другой стороны, именно в этой ситуации определенного суверенитета пытается добиться и гражданское общество, которое есть, оно никуда не делось. В политическом пространстве России они «бодаются». Государство все время прощупывает границы возможного, но даже внутри правящей элиты есть совершенно разные точки зрения. Например, наступление архаичной тематики, связанной с запретом абортов, ЛГБТ — это ведь не точка зрения всего политического истеблишмента, а только одной из его частей. Сейчас будет идти президентская кампания, и через нее будет очень хорошо видно, будут или не будут звучать другие голоса и другие точки зрения. А для самого Путина важно всегда оставаться «арбитром», а не заложником одной из сторон.
— А среди кого вы видите эти разные точки зрения?
— Например, пока нет запрета абортов, «акула ограничений» кружит вокруг этой темы, не нападая сразу. Государство понимает, что такой запрет, конечно, взбудоражит общество. Я думаю, что именно в президентскую кампанию эти темы могут подниматься партиями, которые все еще стоят на пути относительного прогрессизма, сохранения прав, ценностей и свобод, которые были достигнуты Россией за последние 30 лет.
Вот проходил съезд партии «Яблоко» под лозунгом «За мир», и мы видим, что «Яблоко» при всей своей немногочисленности и «непарламентскости» старается быть голосом за прекращение огня. И я думаю, что таких очагов будет все больше, потому что чем сильнее наступает архаика, тем сильнее она вызывает противодействие. Тема абортов возникла из ниоткуда, но она способна расконсервировать в обществе полемику по вопросу государственного участия в жизни вашего тела. Над этими темами будут работать и «Новые Люди», и Борис Надеждин, выдвигаемый «Гражданской инициативой», возможно, даже КПРФ. Это способно породить дискуссию и о других правах и свободах.
Илья Гращенков
Фото: страница Ильи Гращенкова в ВК
— Почему запреты абортов способны расконсервировать эту полемику, если ее не вызвало принуждение идти и умирать на войне, в которой на Россию никто не нападал?
— В России между этими вещами есть большая разница. Концепция «мое тело — мое дело» касается не только абортов, но и вообще всего, что человек считает нужным с собой делать — от лечения странными диетами, которые показывают по федеральным каналам, нанесения провокационных татуировок до каких-то серьезных вещей вроде решения о прерывании беременности. Люди привыкли считать это их личным делом. В этом плане люди у нас абсолютные нигилисты и полагают, что государство должно максимально от них в этих вопросах дистанцироваться. То есть не лезть в их частную жизнь, не забывая о своих социальных функциях, помогая пенсиями, пособиями, трудоустройством и прочим. Поэтому, кстати, именно ЛДПР набирала достаточно большие проценты среди таких крайних нигилистов. Таковые есть и среди остального электората, который голосует и за «Единую Россию», но чаще эти люди вообще на выборы не ходят и ни за кого не голосуют.
Но когда речь идет, например, о необходимости идти воевать, то большая часть людей воспринимает это не как покушение на тело и жизнь, которую человек может потерять, потому что погибнет на войне, а как право на него государства. И в этом, кстати, основная причина конфликта между условными либералами и условными ура-патриотами: либерал считает, что высшая ценность — это непосредственно он и его личная жизнь, его семья. Патриот-этатист считает, что высшая ценность — это государство, и человек существует ради государства, а сам он просто песчинка, которая в случае опасности должна своим телом встать в этот защитный механизм.
Запрет на аборт же воспринимается как покушение государства на личное пространство, и люди всегда будут отстаивать эти права. Как это было в ковид, когда государство пыталось ограничивать QR-кодами и заставляло делать прививки, что люди воспринимали как покушение на их тело. И эти же люди считают, что нужно «отдавать долг родине». Ну а дальше нюансы — есть люди, которые считают, что они бы этот долг родине отдали, если бы война была защитнической, что государство не должно воевать непрофессиональными военными, а если оно так делает, то оно неэффективно. Но радикалы настроены именно политически — через тело добраться до души. Что-то запретить, а на этом фоне поработить людей, сделать их «новыми крепостными». Ваше тело — наше дело. И власть как раз старается эту повестку смягчить, потому что также не готова брать на себя ответственность за всех тех, кто и сам готов вручить ей свое тело.
В прошлом интервью мы уже говорили, что государство в России — это главный траблмейкер. Придумать какую-то тему, которая стала бы раскалывающей и способствовала политизации, всегда тяжело, как и оппозиции, так и самому обществу. А государство в России всегда очень хорошо справляется с этой задачей. И сейчас эта попытка «поиграть в суверенитет» оборачивается задачей нахождения какой-то идеологии. Но люди, которые к этому призывают, видят эту задачу не в том, чтобы создать идеологию объединяющую, а ровно наоборот — они создают оправдательное целеполагание, для чего нужен этот «суверенитет», и пытаются затащить в него контркультурные и контрцивилизационные вещи.
