Изображение, созданное нейросетью Craiyon
Этот текст написан по результатам интервью, собранных в рамках инициативного социологического проекта «Скрытые мнения», начатого мной в 2022 году и продолженного в 2023. Я разговаривала с несогласными россиянами — несогласными с действующим режимом и военными действиями против Украины, как с теми, кто остался в России, так и с теми, кто уехал из страны. Самому юному моему респонденту на момент опроса было 16 лет, самому возрастному — 72 года. Это люди самых разных профессий, стиля и образа жизни, объединяет их категорическое несогласие с действиями российских властей. Всего за два года для этого проекта я взяла интервью у 154 человек, с некоторыми из них мы общались по 2–3 раза.
С новым годом, с новым страхом
За этот год многое в их жизни и настроениях изменилось. В конце 2022 года мои респонденты чаще говорили о надежде на скорый мир, о том, что война в обозримом будущем может закончиться, что зимой 2022–2023 годов случится перелом и режим рухнет; еще не чувствовалась усталость от неоправдавшихся ожиданий, счет войны шел на дни, а не на годы. К концу 2022 года многие уехавшие сохраняли недвижимость в России, старались удаленно работать, не спешили переключаться на повседневность принимающих стран; а оставшиеся надеялись, что накрывающий страну морок — это ненадолго, и скоро жизнь вернется на круги своя. Было очень сложно женщинам, скрывавшим от посторонних, что их мужья или сыновья бежали от мобилизации, посылавшим им заработанные в России деньги, чтобы тем было на что жить на чужбине. Они жили надеждой на скорое воссоединение.
2023 год для многих моих сегодняшних респондентов закончился страхом перед будущим. Этот страх выглядел по-разному. Для тех, кто остается на территории России, это страх «знакомого будущего», то есть опасения, что худшие страницы истории ХХ века повторятся: всё больше людей вынуждены будут переходить на шепот, говорить аккуратно, опасаться доносов.
Изображение, созданное нейросетью Craiyon
Иной страх будущего у тех, кто планирует уехать из страны. Его формируют неизвестность и осознание неизбежности плохо прогнозируемых трудностей. Один из респондентов это емко сформулировал так:
«Вот и выбираем, что лучше — сидеть тише воды, ниже травы или прыгать выше головы».
Страх будущего есть и у тех, кто уехал, но не уверен, сможет ли остаться в выбранной стране, будет ли вынужден вернуться в Россию или поедет дальше, в третьи страны, и во что такое путешествие в конечном счете обойдется, окажется ли оно по силам. Государства меняют свои политики достаточно спонтанно: в ходе исследования я видела, как россияне выезжали, например, в Турцию, учили турецкий язык, устраивали детей в школы, потом получали отказ в ВНЖ — и вынуждены были переориентироваться, например, на Казахстан, и теперь там трепетно следят за новостями, опасаясь, не будет ли им снова отказано в ВНЖ и не придётся ли ехать дальше по каким-либо другим причинам.
Среди моих респондентов есть и те, кто уехал из России на время, как они говорят, на ППЖ (Пока Путин Жив), а теперь опасается, что больше не вернутся, не увидят родной дом и не обнимут близких.
«Больше года надеялся на возвращение. Сейчас, наверное, позади стадия отрицания, идеи, что это не навсегда. Но всё равно страшноватенько…»
«Я понимаю, что той России, которую я любила, больше нет, что я там теперь чужеродный элемент. Это не значит, что тут, в Грузии, я своя, что останусь здесь навсегда. Мне надо младшего дорастить, я мать-одиночка, а потом посмотрю, где буду… В соцсетях успела за это время столько написать, что можно и не думать о возвращении. Особенно в первые месяцы после войны подписывала всевозможные петиции, ставила аватарки, репостила материалы СМИ, которые теперь то ли нежелательные, то ли экстремистские… Ключевое — я не думаю, что мне кто-то будет рад в России, я не умею засовывать куда подальше свое мнение, говорить шепотом, а без этого там теперь никак…»
Многие в 2023 году вернулись в Россию после отъезда в 2022 по причине сложностей с трудоустройством, проблем с легализацией в принимающих странах, тоски о близких, для кого-то невыносимыми стали неустроенный быт и эмигрантская бедность. В 2023 году такие люди продолжали возвращаться в Россию: для них страх будущего связан с тем, как их примут дома, будут ли трудности с работой, легко ли они адаптируются к новому языку повседневности, новым правилам и нормам жизни, с какими непредвиденными сюжетами столкнутся в детсадах и школах.
«Я вот думаю, что очень соскучилась по любимой школе детей, по педагогам… По театрам, в которые ходила. А если вернусь, а на школе висит Z (сейчас точно нет, но всё меняется быстро) или на театре… Выдержу я это?»
Часть страхов «переехала» в 2023 год из 2022. В частности, с теперь уже позапрошлого года у тех, кто остается в России, сохраняется страх применения ядерного оружия, ухудшение эпидемиологической ситуации, возвращение с фронта людей с ПТСР и бывших заключенных, связанные с ними конфликты.
Изображение, созданное нейросетью Craiyon
Потрясением года для значительного количества моих респондентов стали признаки усиления антисемитизма в России и за ее пределами (включая европейские страны), которые стали им заметны после 7 октября 2023 года, важно отметить, что к антисемитизму респонденты нередко относят критику Израиля.
«Мои друзья в Европе сейчас, они были на митинге, на котором видели своими глазами флаги со свастикой, теперь думают о возвращении домой. Это буквально везде происходит, в Берлине, в Париже. Как мы дожили до такого? Мне говорят, я зря уехала из России, в Израиле небезопасно, предлагают перебраться в Европу. А я не вижу в этом смысла… Какой смысл в том, чтобы меня ненавидели сразу и как россиянку, и как еврейку?»
Новые роли
В 2023 году от респондентов я нередко слышала о внезапно повзрослевших детях-подростках, которые стали «вывозить» взрослых. Ровно те дети, на которых еще недавно жаловались, что их ничего не интересует, кроме телефонов, заняли вполне ответственную позицию. Многим из них нет 18, а они уже видели пандемию, войну, утрату близких.
Изображение, созданное нейросетью Craiyon
На опыте своих семей они обнаружили, что не все взрослые способны выдержать испытания масштаба последних лет, и в этой ситуации подростки вынужденно становились мамами и папами своим родителям.
«Родители с дедом и между собой переругались на почве стресса, внезапно я один в семье не разговариваю матом и выступаю в качестве переговорщика».
Декабрьские разговоры показали, в каком тяжелом психологическом состоянии оказались живущие в России представители сексуальных меньшинств. После объявления несуществующего «движения ЛГБТ» экстремистским кто-то из них решился на отъезд, кто-то договаривается с представителями противоположного пола о партнерстве, чтобы изображать гетеросексуальную пару, кто-то начал принимать антидепрессанты и не видит будущего для себя.
«Мне было 18 лет, когда началась мобилизация, я хотел уехать. Думал, поддержат родители, у меня ведь нет своей финансовой подушки безопасности. Они такие: Ты что, хочешь бежать?! Ты предатель?
Ну потом понял, что они не помогут. Стал переучиваться быстро на IT, подрабатывать, откладывать как-то, чтобы уехать. Когда начали принимать все эти законы против ЛГБТ, родители одобряли их. Я сказал, что у них сын «из этих». Хорошо, что мне было куда уйти. Сейчас уже есть план, скоро уеду, как раз за этот период доучил язык».
В особом положении, похоже, оказываются некоторые айтишники, оставшиеся в России, они отмечают, что достаточно свободны в выражении своих взглядов, без проблем читают материалы иноагентов на рабочих местах и даже сбрасывают ссылки на такие материалы в рабочие чаты:
«От нас отстали, лишь бы работали и не уезжали…»
Такие свободы некотором смысле напоминают иллюзию свободы и особое положение ряда ученых в СССР, которые могли ездить в заграничные командировки, читать иностранные книги, имели особый уровень доступа к материалам, позволяли себе меньше цензурировать свою речь и даже высказывать взгляды, противоположные генеральной линии партии.
Новые новости
Еще один итог 2023 года — существенное изменение медиапотребления. Живущие в России оттачивали навыки самоцензуры: если в 2022 году они значительное количество новостей пересылали через мессенджеры и репостили в соцсетях, то теперь стали сдержаннее и аккуратнее: даже лайк под новостью или постом сегодня может восприниматься респондентами как вполне осязаемый риск. Некоторые респонденты рассказывали мне, что стали сортировать контент, создавая в телефоне отдельные папки для тех ресурсов и каналов, которые безопасно/приемлемо открывать в публичном пространстве (например, в городском транспорте), и тех, которые можно без боязни открывать только «на кухне», дома.
Изображение, созданное нейросетью Craiyon
И у тех, кто уехал, и у тех, кто остался, изменилось отношение к новостям. Многие мои собеседники говорили, что сократили количество подписок на телеграм-каналы до двух-трех, хотя в 2022 подписывались на десятки и читали их почти круглосуточно. Через год для многих, по их словам, стало ясно, что психика не выдерживает такого потока информации, а кто-то просто устал от бесконечного дублирования одних и тех же новостей.
Но кто-то переориентировался на принципиально иной характер медиапотребления, тот, который помогает лучше адаптироваться и примиряться с происходящим, понимать новые правила игры и жить в стране дальше. Такие респонденты находят относительно нейтральные источники новостей про местную жизнь, культурные мероприятия, не носящие идеологической направленности, читают паблики, в которых рассказывается о возможностях, открывающихся в современной России, о проектах, в которых они могли бы участвовать.
К концу года можно говорить о существенном изменении культурного пейзажа. В России появилось больше китайского и иранского контента (китайские фэнтези теперь можно встретить в книжных магазинах, иранские сериалы — увидеть по телевизору и пр.), а у уехавших произошло более глубокое погружение в культуры принимающих стран, многие говорят о своем опыте освоения языка в новой стране. Несогласные россияне в России отмечают, что чаще стали учить английский (и другие языки) не столько потому, что они могут помочь при переезде в другую страну (такие планы есть далеко не у всех), сколько для того, чтобы иметь возможность сохранять связь с миром, держать себя в интеллектуальном и психологическом тонусе.
Важным достижением года респонденты, находящиеся в России, называли и адаптацию к новой социальной ситуации, к эзоповому языку, навык находить своих (например, аккуратно спрашивать сперва, каких блогеров смотрит собеседник), формирование неподцензурного пространства для свободного общения и творчества. Появились секретные выставки и подпольные концерты, что стало для части респондентов возвращением в годы молодости.
Новые сообщества
Вопреки тому, что можно было бы ожидать при таком уровне репрессий, мои интервью свидетельствуют о том, что в России сохранился политический активизм, даже разного рода тихие протесты, зачастую невидимые и неслышимые за пределами страны, но значимые для тех, кто в них участвует. Многие оставшиеся рассказывают, что по-прежнему слушают и смотрят лидеров мнения, уехавших из России, им интересны их взгляды, но при этом отмечают, что, по их мнению, уехавшие ЛОМы уже не вполне понимают, что происходит в стране и чем живут люди в своей повседневности.
«Шульман слушаю, Наки, Варламова. Как слушала, так и слушаю их. Но они, конечно, всё хуже понимают, чем мы живём. Кац вот хороший, но говорит таким языком, что только для уехавших, наверное, обычному россиянину его не понять, я даже переслать не могу его выпуски, правильно всё говорит, а переслать нельзя, не поймут. Шульман очень быстро говорит, ставлю её на 0,75, но всё равно не полностью понимаю. Может, это я глупая… Но какое-то чувство оторванности от реальности. Ходорковский вообще мятеж Пригожина поддержал, призывал присоединяться. К уголовникам? Кого знаю, так те из Москвы уехать куда подальше в тот день старались. Я тоже билеты взяла, я на юге живу…»
Разворот в сторону локальных проблем, по ощущениям от интервью, тоже можно назвать важным трендом 2023 года. В 2022 больше ссорились и спорили по геополитическим и политическим вопросам, теперь научились не обсуждать их с теми, кто придерживается противоположных взглядов. Многие отказываются следить за происходящими событиями, сосредотачиваясь на своих проблемах, на том, что могут изменить, на саморазвитии, на работе, на помощи ближним, на том, что позволяет, говоря словами респондентов, «удержать крышу» и не сойти с ума. Нередко в связи c этим звучит оборот «внутренняя эмиграция».
Изображение, созданное нейросетью Craiyon
Если в 2022 году я часто слышала про разочарование в родственниках и разрыв связей, то в 2023 — про укрепление отношений с близкими, с которыми остались на одной волне, с единомышленниками, причем это заметно как в России, так и за ее пределами. Сохранившиеся дружбы стали крепче, появились новые связи, нередко респонденты отмечают, что общение стало бережнее. Те, кто возвращается в Россию, тоже отмечают, что получают больше заботы и поддержки, чем могли ожидать.
Зараза и защита
В России, по словам респондентов, стало больше респираторных инфекций, они оказываются более частым основанием для больничных (относительно 2021 и 2022 годов). У уехавших, кажется, дает о себе знать психосоматика, «вылезают» неожиданные заболевания и состояния. В 2022 респонденты ни разу не говорили на интервью о раке, в 2023 же я стала о нем слышать с некоторой регулярностью. Эту информацию, конечно, важно уточнить на полноценных данных медицинской статистики, которая появится позже.
Изображение, созданное нейросетью Craiyon
Распространение и появление новых теневых практик — еще один итог 2023 год, и это тоже отчасти связано с появлением и укреплением новых сообществ. Эти коммерческие практики могут быть самого разного плана: от детских садов и кружков, в которых организаторы гарантируют отсутствие «z-патриотизма», до «параллельного импорта» и обналичивания денег через крипту под разные нужды (включая поддержку активистов).
Почти все информанты (независимо от того, находились они в России или за ее пределами) отметили, что это был финансово сложный и нестабильный год. Но невзирая на все сложности, респонденты, уехавшие из России, например, в Армению, поддерживали беженцев из Арцаха, внутри России донатили на помощь политическим заключенным, журналистам, усыновляли детей из детских домов и волонтерили в хосписах. То есть некоторым итогом года можно назвать то, что нити добра и взаимопомощи не были разорваны.
Что еще почитать
«Приснился Путин». Что сны времен войны рассказывают нам о реальности
Победить реваншистов. Как противостоять послевоенному ресентименту
