Смерть Эмилия Павла в битве при Каннах
Изображение: Wikipedia / John Trumbull (1773)
Выдающиеся бизнесмены хоть раз за карьеру да совершали провальные сделки. Успешные футбольные команды в своих лучших сезонах неизбежно теряли очки в матчах с аутсайдерами. Наконец, самые могущественные империи не могли не проигрывать битв: притом не просто проигрывать, а терпеть обескураживающие поражения. Всё это выглядит очевидными истинами, поэтому фиаско Древнего Рима в Каннском сражении вроде бы не представляет собой чего-то исключительного по меркам мировой истории. Однако удивительное здесь всё-таки есть.
Обычно по прошествии лет великие державы если не стирали из массовой памяти былые проигрыши, то выставляли их сражениями с неясным итогом или вовсе локальными стычками. Но вот римляне даже не пытались проделывать подобные трюки с легендарной битвой 216 года до н.э. Всё, что мы, ныне живущие, знаем о Каннах — о стратегическом провале квиритов, их гигантских потерях, последующем предательстве союзников и чудовищной панике в Вечном городе — мы знаем благодаря побеждённым, а не победителям.
Творивший спустя столетие после катастрофы историк Полибий не писал, что Канны якобы были проходным боем. Живший через ещё век Тит Ливий и не думал заявлять насчёт неоднозначности итогов битвы: дескать, Ганнибал тоже понёс урон и не мог уже вести войну в полную силу. Такую подтасовку фактов никто бы не оспорил — ведь на месте Карфагена к началу летоисчисления давным-давно лежал выжженный пустырь, — но латинские авторы не пошли на прямую фальсификацию.
Римляне всё же не устояли до конца перед соблазном поиграться с деталями едва ли не самого горестного события из своего прошлого. И за возведённой ими стеной мифов до сих пор просвечивает главный вопрос Каннской битвы: почему Ганнибал сумел уничтожить армию противника, но так и не сокрушил главный город врага?
Похороненные заживо
Лето 216 года до н.э. (537-го от основания города) выдалось для Рима суровее любой зимы. В первые дни месяца секстиллия — который станет августом спустя два с половиной века — республику облетела скорбная весть. Армия, которую квириты с верой в победу готовили последний год, полностью полегла в глуши далёкой Апулии.
Вместе с простыми легионерами пали дюжины сенаторов, преторов и других должностных лиц, в том числе и оба консула, высших руководителей республики — патриций Луций Эмилий Павел и плебей Гай Теренций Варрон. Молва гласила о повальной измене на юге Италии. Здешние города один за другим отрекались от векового союза с Римом и склонялись перед зловещим пунийцем Ганнибалом и ордами приведённых им дикарей.
Римский бюст Ганнибала времён империи
Изображение: Wikipedia / Fratelli Alinari
Действительность вышла чуть радостнее слухов. К карфагенянам переметнулись не все южане. В разбитых легионах уцелели тысячи сограждан, желавших мести за погибших товарищей. Выжил и целый один консул: Варрон вернулся во главе небольшого отряда пробившихся домой всадников, и земляки приветствовали его как героя. Тогда едва ли кто мог вообразить, что поколения потомков будут считать именно Гая Теренция главным, если не единственным виновником Каннской катастрофы.
Но эти новости сами по себе не могли перебить ощущения свершившегося кошмара. Спустя многие годы Тит Ливий предельно нелицеприятно описывал царившую в Риме атмосферу:
«Среди спасшихся было четверо военных трибунов [старших военачальников]. Вместе с немногими другими они собрались на совет и долго толковали, что делать дальше, как вдруг один юноша поднялся и объявил:
— Напрасно раздумываете вы о будущем. Наше государство уже мертво, мы можем только плакать о нём, воскресить же его не можем. Молодые люди из лучших семей во главе с Марком Цецилием Метеллом решили покинуть Италию и искать пристанища у кого-нибудь из заморских царей»
Правда, сам Ливий акцентировал, что в нужный момент среди его предков возобладала стойкость. Якобы самый молодой из трибунов, и им по счастливому совпадению оказался Публий Корнелий Сципион — будущий победитель Ганнибала, напомнил товарищам о долге и заставил повторно присягнуть родной республике.
Куда более привычный для Рима ритуал: жертвоприношение быка
Фото: Wikipedia / Wolfgang Sauber / Stockholm — Antikengalerie Opferszene
Вместе с тем, Ливий не скрывал деструктивности судорожного патриотизма, охватившего после Канн многих римлян. После чёрных вестей с юга квириты вспомнили почти что изжитые ритуальные практики из глубокого прошлого. В соответствии с ними, на Бычьем рынке в жертву богам принесли попавшихся под руку галла и грека вместе с их соплеменницами.
Четвёрку несчастных в соответствии с древним обычаем закопали в землю живьём.
Максимально безжалостно римляне повели себя в отношении не только чужих, но и своих. Сенат демонстративно отказался выкупать пленённых сограждан, объявив их трусами, не стоящих запрошенной Ганнибалом суммы. Новых рекрутов в легионы не хватало, и тогда власти пошли на исключительную меру — солдат начали набирать из рабов, должников и уголовных преступников.
Сторонним наблюдателям эти шаги казались предсмертными конвульсиями. Рим, как мы все знаем, в итоге всё равно выстоял и выиграл войну, но Канны никуда не ушли из народной памяти. Уж слишком мрачным выдалось лето 537-го для их предков.
