Герман Греф.

Герман Греф.

Sergei Karpukhin / Reuters

UPDATE. Наблюдательный совет Сбербанка переизбрал Германа Грефа главой банка на новый, четырехлетний срок. Это означает, что к его окончанию Греф будет оставаться на своем посту более 20 лет, что в целом соответствует сложившейся традиции несменяемости большинства ключевых руководителей — в том числе, в государственном секторе экономики. В связи с этой пролонгацией полномочий (в целом довольно предсказуемой и потому будничной, даже механической) мы хотели бы вспомнить короткий репортаж с одного мероприятия. Обращаясь к молодежи, Греф со сцены рассуждал о будущем — что, без сомнения, всегда и искренне любил делать. Речь шла о сравнительно отдаленной перспективе, и спикер не жалел красок, чтобы описать, с какими вызовами может столкнуться страна. Что тогда вызывало у Германа Грефа наибольшие опасения? Риски глобального технологического отставания России … и, похоже, что здесь глава Сбербанка, известный своим тонким визионерством, определенно недооценил некоторые внутренние угрозы, радикально изменившие весь нарратив.

Что будет через десять лет? Вопрос, который ректор «Сколково» Андрей Шаронов адресовал Герману Грефу, звучал логично и предельно уместно. Непосредственно перед этим глава Сбербанка, выступавший в минувшие выходные перед выпускниками бизнес-школы, целый час рассказывал им о будущем, неумолимо надвигающемся, словно грозовой фронт.

Зал готовился выслушать пророчество спикера о том, какие профессиональные и личные качества будут цениться работодателями в 2026 году — в стране и в мире. Но Греф явно не спешил удовлетворять всеобщее любопытство.

— Если бы я знал, я бы точно по четырнадцать часов в день не работал, — откровенно заявил он.

Повторную попытку предпринял один из выпускников. Как через десять лет хотя бы будут выглядеть банки, поинтересовался молодой человек, вероятно, сам же банкир: «Есть Тиньков, который считает, что все будет в интернете, есть ВТБ, который думает, что все будет в сотрудниках. И есть вы, который пытается оптимизировать всю эту систему. Как же будет в итоге? Роль лидера в этом процессе? Что делать людям, которые не вписываются в модели будущего?»

— У вас серия вопросов, ни на один из которых у меня нет ответа, — отреагировал сперва Греф с улыбкой мудреца. Но, помедлив, продолжил.

В индустрии финансовых услуг, которая рушится на глазах и заново возводится технологиями вроде блокчейн, он при всем желании не видит места современным банкам.

— Я долго думал, есть ли хотя бы одна функция, где мы можем себя как-то задействовать. В принципе все функции, включая функцию CEO, постепенно замещаются алгоритмами. Все может закончиться тем, что банковская система станет одноуровневой, а мы с вами будем открывать счета в Центральном банке. То есть банки исчезнут с карты, как и многие другие бизнесы. По-честному говоря, я себя готовлю к такому будущему.

Руководителя Сбербанка спросили, что же в таком случае его мотивирует проводить постоянные изменения — себя самого, своей команды, гигантской компании, которой он управляет.

— Страх, — прозвучало со сцены, и зал, скорее всего, ожидал услышать что-то менее экзистенциальное из уст бывшего министра и главы крупнейшего госбанка.

Греф, конечно же, не знает будущего, но боится слишком скорого его прихода.

Владимир Путин и Герман Греф / kremlin.ru

Расхаживая с микрофоном по сцене конференц-зала, герой вечера неспешно, с затяжными паузами рассказывал публике, как все, что мы наивно считаем нерушимым и величественным, на самом деле катится ко всем чертям. Гость вечера поведал об удивительно быстрой эволюции продуктов — скажем, iPod, недавнего писка моды в мире гаджетов. За считаные годы плеер превратился в крохотную иконку на смартфоне главы Сбербанка, который тот использует от 110 до 180 раз на дню («Сам не верил, что так, пока не измерил»).

— Еще мы в этом году съездили в Силиконовую долину, были у поставщика потокового видео компании Netflix… Честное слово, лучше бы не приезжали. В этой компании я почувствовал себя мамонтом, — признался Греф. — Если мы говорим о том, что данные (Big Data. — Slon) — это новая нефть, то Netflix — нефтяная компания с глубиной переработки, близкой к ста процентам.

Греф по очевидным причинам не использует при регистрации в онлайн-сервисах собственное имя («В соцсетях и вообще в интернете есть сотня аккаунтов под фамилией Греф, и все они, конечно, не мои»). Но, как выясняется, псевдонимы Иванов, Петров или Сидоров слабо защищают подлинного Грефа от безошибочной идентификации.

— Если я зашел в Netflix хотя бы три-четыре раза, у меня нет ни единого шанса не быть расшифрованным. На основе стиля регистрации, переходов, времени нахождения на сайте, времени регистрации, отбора фильмов, последовательности отбора фильмов, времени просмотра фильмов компания выводит мой пользовательский профиль. Это большая математика, качественные алгоритмы, модели, в частности deep machine learning, над которыми там работают ученые уровня завлабораторией MIT.

«В этой компании я почувствовал себя мамонтом»

Греф также поделился с залом сильным впечатлением от способности ученых Стэнфордского университета превращать, казалось бы, самые простые телефонные метаданные — количество звонков и их продолжительность, не более — в «полный профиль всех твоих социальных взаимосвязей, почти полный набор твоей совершенно конфиденциальной информации, включая информацию о состоянии твоего здоровья».

Достигаемая в результате глубина проникновения в привычки и пристрастия пользователей открывает потрясающие возможности. Например, Netflix экспериментирует с собственным производством фильмов с несколькими сюжетными линиями — для разных групп зрителей: тех, что любят жестокие сцены и терпеть не могут любовные; тех, кто обожает любовь, но не выносит кровь; тех, кто ждет хеппи-энд, и тех, кто им обычно разочарован. Удлиняя или, напротив, урезая разные сцены, компания получает кастомизированный продукт на рынке, который прежде даже не задумывался о таких возможностях.

— Конечно, тут очень много критиков, — напомнил Греф. — Но компания Netflix стоит сегодня около $40 млрд, чуть меньше, чем Сбербанк. При этом в Сбербанке работают 330 тысяч сотрудников, а в Netflix — три тысячи.

Позже он позволил себе порассуждать о перспективах превращения своего трехсоттридцатитысячного коллектива в тридцатитысячный — и это еще, с точки зрения Грефа, хороший, оптимистичный сценарий.

Но было кое-что еще, чего Греф боялся даже больше будущего технологий. И этот страх, по словам внешне невозмутимого спикера, был по-настоящему сильным — «до мурашек по коже».