Элла Панеях. Фото: Inliberty
Цикл бесед с российскими публичными интеллектуалами о России и духе времени продолжается. Очередной собеседник Егора Сенникова – Элла Панеях, социолог, доцент НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге, исследователь правоприменения в современной России.
– Есть ощущение, что современной российской власти социологические замеры и опросы заменяют реальные демократические процедуры вроде выборов и референдумов. Согласны ли вы с такой точкой зрения?
– Может быть, для власти это так, за неимением других механизмов обратной связи. Но проблема в том, что сами опросы общественного мнения, которые проводятся в неконкурентной политической среде, в ситуации, где пресса достаточно серьезно ограничена – это уже не совсем настоящие опросы. Социологический опрос – это элемент демократии; он существует тогда, когда есть общественно-политическая дискуссия, политическая конкуренция, которые вынуждают политиков не только формулировать программы действий по важным для людей вопросам, но и подавать их в том виде, который понятен широкой публике. Пресса и общественная дискуссия способствуют прояснению тех проблем, которые волнуют всех, а конкуренция гарантирует то, что в итоге будет предложено конечное количество ответов на волнующие общество вопросы и эти ответы будут понятны избирателю. Вот тогда избирателя можно спросить о его мнении по поводу той или иной проблемы: предложить спектр версий и дать ему выбрать.
– То есть социологические инструменты и замеры сами являются элементами демократических институтов?
– Ну, не все – например, опрос об использовании мобильных телефонов никак не зависит от существующего политического режима. Но если я буду спрашивать у людей их мнение о войне в Сирии, то возникнет проблема, так как гражданам не предоставлено несколько точек зрения, среди которых они могут выбирать. Поэтому, если социологи хотят действительно понять, что действительно думают граждане о войне в Сирии, приходится использовать фокус-группы, глубинные интервью. В итоге выясняется, что у граждан в голове некоторая каша: непонятно это им и не очень важно. Зачем разбираться в том, на что ты не можешь повлиять? Словом, есть методы, которые позволяют это понять – но опрос общественного мнения к таким методам не относится.
Кроме того, опрос общественного мнения, хоть и очень прикладной, но научный метод. А наука не может существовать в шарашке долго; туда можно собрать опытных ученых, поработавших в условиях нормальной научной академической дискуссии, чтобы их мобилизовать и заставить сделать ядерную бомбу. После этого их надо распускать, потому что за несколько лет вне академического процесса ученые портятся. Поэтому все эти закрытые опросы ФСО и других организаций по заказу властей с каждым кругом будут все менее качественны – даже если исследователи добросовестные, с каждым разом респонденты будут отвечать все хуже и хуже. Заказчик, существующий в условиях информационной изоляции, заказывает опрос исследователю, который не отвечает перед академическим сообществом и вообще не отвечает за результат – ведь опрос будет закрытым и представлен непрофессионалам. И заметим, что этот исследователь идет за ответом к людям, у которых нет разносторонней информации и нет публичных политических программ, предлагающих те или иные решения.
Понятно, что не будучи профессиональным военным или аналитиком телевизионного вранья, рядовой респондент отвечает на вопрос об отношении к войне в Сирии, ориентируясь только на то, что ему говорят по телевизору. Такие мнения ничего не значат – люди сами в них не уверены, да и мнение легко изменить, слегка скорректировав пропаганду. В итоге получается, что это очень плохой инструмент для обратной связи. У соцопросов в принципе немало минусов и в странах с открытым, конкурентным режимом – а уж использовать их в нашей политической ситуации означает заранее соглашаться с тем, что у тебя обратной связи нет.
