Болельщики в Нижнем Новгороде перед матчем Швеция - Южная Корея. Фото: Pavel Golovkin / AP / TASS
Тоталитарное государство настолько же прочно, насколько и хрупко, и в этом его главный парадокс: чувствительнее всего оно к безобидным мелочам вроде заграничных джинсов или кассет. Именно поэтому первый массовый приезд иностранцев – на фестиваль Дружбы народов 1957 года в СССР – так многое изменил; по степени влияния его сравнивают с докладом Хрущева на ХХ съезде. Но что, собственно, случилось? Что вообще может изменить факт приезда нескольких тысяч гостей (34 000 в 1957 году, 27 000 в 1985-м) из других стран?
Оглядываясь назад, можно сказать, что фестиваль 1957 года познакомил советских людей с Другими. Это «другое» тогда имело буквальное, материальное воплощение. Людям ведь всегда нужны осязаемые чудеса, и для советских людей таким чудом стали иностранные «вещи», которые во время фестиваля массово появились в СССР; откровением стала сама культура производства этих вещей, которые были сделаны с учетом каждого человека, а не «населения в целом». Этого эффекта не могла предусмотреть советская пропаганда; материальность заграничных «чудес» в итоге подточила советскую идеологию, если не сказать – привела к ее краху.
Сегодня материальным никого не удивишь, на этом строится новая идеология – «нас теперь не купишь за западные тряпки». Нас действительно нельзя уже поразить ни иностранной одеждой, ни языком, ни музыкой. Но от нынешней встречи с «другим», все равно останется остаток. Не буквальный, скорее – символический. И, вот, в чем его суть.
