Финские солдаты с пулеметом на оборонительной позиции в лесу.
В 1938–1939 году в Европе были разыграны пять одинаково начинающихся сюжетов: крупная держава предъявляет небольшому соседу территориальные или политические (размещение военных баз) требования; сосед при этом оказывается в полном стратегическом вакууме — на эффективную помощь других стран рассчитывать не приходится. У сюжета было всего два варианта развития.
В четырех случаях — Чехословакии, Эстонии, Латвии и Литвы — дело закончилось капитуляцией перед ультиматумом, за которой вскоре последовала утрата независимости. В пятом случае требования были отвергнуты, в результате чего 30 ноября 1939 года началась советско-финская война, известная также как Зимняя. Почему Финляндия оказалась исключением?*
На первый взгляд, ответ очевиден: армии стран Балтии представляли величину слишком ничтожную, чтобы сопротивляться Красной армии. Ну а Чехословакия? У нее соотношение сил с противником было куда благоприятнее, чем у финнов. В сентябре 1938-го чехословаки имели 28 расчетных дивизий против 39 немецких, финны в ноябре 1939-го — 14 на 24 советских. При этом финская армия была на порядок хуже оснащена (к примеру, танков имелось 26 — у чехов 420). А СССР постоянно наращивал группировку, в феврале только на Карельском перешейке против 9 финских действовало 23 советских дивизии.
Менее бросающаяся в глаза разница между Эстонией, Латвией, Литвой и Финляндией заключается в том, что первые три — страны с авторитарными режимами. Решение о капитуляции принималось в них крайне узким кругом лиц. А Финляндия представляла собой развитую парламентскую демократию.
Но тут опять возникает вопрос с Чехословакией: а разве она не была такой же демократией? Была, да не такой.