«Попущением божьим, за грехи наши, по наваждению дьявола поднялся князь восточной страны, по имени Мамай, язычник верой, идолопоклонник и иконоборец, злой преследователь христиан: И начал подстрекать его дьявол, и вошло в сердце его искушение против мира христианского, и подучил его враг, как разорить христианскую веру и осквернить святые церкви, потому что всех христиан захотел покорить себе, чтобы не славилось имя господне средь верных богу. Господь же наш, бог, царь и творец всего сущего, что пожелает, то и исполнит. <…>
Узнав все от своих старых татар, начал Мамай поспешать, дьяволом распаляемый непрестанно, ополчаясь на христиан. И, забывшись, стал говорить своим алпаутам, и есаулам, и князьям, и воеводам, и всем татарам так: "Я не хочу так поступить, как Батый, но когда приду на Русь и убью князя их, то какие города наилучшие достаточны будут для нас — тут и осядем, и Русью завладеем, тихо и беззаботно заживем", — а не знал того, проклятый, что господня рука высока».
Победа на Куликовом поле — одно из главных событий нашей истории. Нет, не так, все сложнее, конечно: это не просто история. Дело ведь не в реальных последствиях победы Дмитрия Ивановича Московского — через пару лет после битвы Тохтамыш сжег Москву, вынудив князя-победителя довольно некрасиво бежать в Нижний Новгород, бросив столицу на произвол судьбы. А иго длилось еще целый век.
Это не просто история, это — один из камней в фундаменте национального мифа. Эта победа одинаково важна была и для Московского царства, и для империи Романовых, и для Советской России (ну, по крайней мере, после того, как отказавшись от стратегии тотального разрыва с проклятым прошлым, советские идеологи стали искать вдохновляющих примеров не только в «истории освободительного движения»).
Первая победа над грозным врагом, поставившим под вопрос само существование русской государственности. Первый шаг к национальной самостоятельности. Ну, и так далее.