Александр Петриков специально для «Кашина»

Коллизия с внезапным сталинизмом Сергея Лаврова, им же на следующее утро испуганно дезавуированным или, по крайней мере, уточненным, опрокидывает нас в мрачноватое прошлое, но не в то, где лагеря и расстрельные подвалы, а в чуть более недавнее и мрачное не кровавым сталинским мраком, а гниловатым брежневским.

Начиная с отставки Хрущева в 1964 году и заканчивая раннеперестроечными горбачевскими восьмидесятыми (именно так — последний всплеск относится к сорокалетию Победы в 1985 году), слухи о скорой реабилитации Сталина сопровождали всю советскую общественную жизнь. Каждый победный юбилей и каждый юбилей самого Сталина начинался с того, что кто-то где-то кому-то намекнул, что уж сейчас-то наконец-то отменят решения ХХ съезда, переименуют Волгоград, вернут памятники и покажут по телевизору фильм «Великая клятва». Интеллигенция верила, находила приметы будущего реванша в неочевидных новостях (сталинистский «Чего же ты хочешь?» Кочетова вышел за три месяца до 90-летия Сталина — неспроста!), писала коллективные письма и радовалась, когда все заканчивалось очередным съеденным чижиком, как в 1965 году, когда в докладе к 20-летию Победы Брежнев, от которого ждали славы генералиссимусу, просто произнес имя Сталина через запятую с заслуженными маршалами — зал ответил овацией, но других поводов для реваншистских оваций не было. Цековская присказка тех лет, авторство которой принадлежит чуть ли не самому Брежневу — «не очернять, но и не обелять». В юбилейные годы «Правда» давала анонимную статью о Сталине на последней полосе, заведомо нейтральную, с перечислением эпизодов биографии и обязательным «партия дала оценку», а когда уже в почти несоветском 1989-м, когда Сталину исполнилось 110, в отрывном календаре на листике за 21 декабря напечатали его портрет (тогда была традиция печатать в отрывном календаре портреты почитаемых деятелей прошлого и настоящего), сталинистским реваншем пугала уже официозная телепередача «Взгляд».