1920-е. Нудистский пляж на Москва-реке.

1920-е. Нудистский пляж на Москва-реке.

На днях главный редактор просветительского портала «Антропогенез.Ру» Александр Соколов попал в полицию. Отделался, впрочем, легко — объяснительной запиской. На Соколова написал донос знаменитый Виталий Милонов (написал, забыл, и не смог даже прокомментировать, в чем там было дело). А дело вот в чем: «активисты» из движения «Русский новый путь» пожаловались Милонову на некий телеграм-канал, где им удалось обнаружить «материалы порнографического содержания с участием несовершеннолетних». Что там за материалы — теперь не проверишь, все удалено, но, помимо прочего, на канале цитировалась или даже была целиком перепечатана статья с «Антропогенеза», где ученые Александр Марков и Станислав Дробышевский объясняли, как созерцание сцен секса может повлиять на детскую психику.

За каждым таким случаем — смешным или не очень, потому что дело ведь может кончиться и уголовкой, — всегда какой-нибудь конкретный доносчик. Однако не будем себя обманывать: проблема вовсе не в этих несчастных извращенцах, шерстящих интернет в поисках повода для очередной обиды. Доносы работают, потому что государство реагирует на доносы. Потому что есть целый комплекс карательных законов и создавался он вполне целенаправленно. Потому что проблемы секса, телесности (и, конечно, свободы, здесь все рядом) всерьез волнуют стареющее государство. И не случайно которую неделю сотрясает Россию ягодичная война. Извините за выражение.

Реконструкторское государство, которое строит Путин, должно было прийти к этой войне, все вполне в логике его развития. А чтобы понять, почему все так, следует, пожалуй, вспомнить историю сексуальности по-советски.

«В СССР секса нет!» — эта фраза, произнесенная в 1986 году участницей телемоста Ленинград — Бостон, стала крылатой. И хотя даже тогда зрители в студии реплику встретили смехом — в конце концов, они ведь знали, что не почкованием размножаются, — официальное отношение ко всему, что хоть как-то связано с человеческой сексуальностью, емкий афоризм описывал довольно точно.

Но так дела в СССР обстояли не всегда. Первые годы советской власти, время бурления, когда новая жизнь еще только начинала строиться на обломках империи, — это еще и время удивительной сексуальной свободы. Есть знаменитая фотография начала двадцатых годов ХХ века — песчаный пляж на Москве-реке за Большим каменным мостом. Это совсем рядом с Кремлем, где живут и работают Ленин и другие вожди нового государства. С пляжа отлично видно кремлевские соборы и башни. На пляже — купающиеся. Некоторые — совершенно голые. Через несколько лет подобное даже представить себе будет уже невозможно. Кстати, сейчас тоже невозможно. Да и пляжа там никакого нет, набережная давно оделась в камень, к реке не спустишься.

Но как же это стало, пусть ненадолго, допустимым? Почему вождь мирового пролетариата и его соратники мирились со столь легкомысленными соседями?

Александра Коллонтай, новая женщина

Вопросы взаимоотношений между полами не то, чтобы совсем не интересовали русских революционеров — и они тоже были живыми людьми. Еще до появления моды на марксизм случались бурные дискуссии о роли женщины в обществе, о допустимой степени ее свободы, и о том, сохранится ли семья в прекрасной России будущего. В шестидесятых годах XIX века нигилистки шокировали чопорную публику разнузданным поведением — позволяли себе, например, курить прилюдно! Тогда же настольной книгой для всех оппозиционеров стал (очень скверно написанный) роман Николая Чернышевского «Что делать?», посвященный вопросам женской эмансипации.

Но и тогда, и позже, когда главной опорой для многих русских революционеров стал марксизм, вопросы эти считались глубоко второстепенными. Нет, конечно, внимание им уделяли, — в конце концов, недаром ведь одна из работ Энгельса называется «Происхождение семьи, частной собственности и государства»! — но важнее были споры о том, как наделить крестьян землей, о том, что эффективнее — индивидуальный террор или планомерная подготовка ко всеобщему вооруженному восстанию, и о том, возможна ли в принципе пролетарская революция в аграрной стране, где пролетариата почти нет.