Спасская башня Московского Кремля с курантами
Komsomolskaya Pravda/Global Look Press
Где-то когда-то я прочитал о том, что в средневековом Китае среди прочих правительственных учреждений, наделенных причудливыми на глаз европейца функциями и не менее причудливыми названиями, — существовала такая государственная институция, как «Министерство великих постоянств».
Об этом министерстве я вспоминаю примерно пару раз в год, а именно в те дни, когда «меняется время». Вот и теперь, в конце марта.
Когда-то мы все знали о том, что «время» бывает зимнее и летнее. Буквально как в многих странах мира. Когда-то мы старались помнить об этих тревожащих датах, чтобы ненароком не попадать впросак. Мы и сейчас, как и все остальные, вспоминаем об этом. Вспоминаем, когда сталкиваемся с не очень комфортабельной с точки зрения, например, логистики ситуацией. Вспоминаем, когда наше суверенное время вдруг начинает отличаться от времени, расположенного западнее или восточнее от наших границ то на час, то на два часа, а то и вовсе с ними совпадать буквально до десятых долей секунды. И едва мы успеваем худо-бедно привыкнуть к одному положению вещей, как через какие-то полгода все меняется, и человек рассеянный прикатывает в аэропорт либо на час раньше начала регистрации, либо, что гораздо обиднее, на час позже ее окончания.
А в остальное время — нет, не вспоминаем, уже привыкнув к тому, что «зимнее время» у нас есть, а «летнего» нет.
Когда-то я буквально вздрогнул, увидев в ленте новостей короткую, как военный рапорт фразу:
«Госдума ввела в России постоянное зимнее время».
В этой на первый взгляд безликой и по-армейски аскетичной фразе почудилось мне нечто завораживающее.
