Грозный во время Первой Чеченской войны

Грозный во время Первой Чеченской войны

соцсети

Георгий Иванович Петров-Шевченко, уроженец Грозного, 53 года, русско-украинская семья

Мы жили со всеми мирно. Помогали чеченцам и ингушам, чем могли. Мои родители работали на заводе «Красный Молот», еще сил хватало на дачу. Мы часто делились фруктами с дачи с семьями многодетных вайнахов. Нам нужен был мир на нашей родине. Никакой войны! Ни с кем ничего мы не делили, всегда по-хорошему общались, даже на наезды борзых старались отвечать сдержанно и не оскорбить никого.

Началось в конце 80-х, когда могли отнять шапку у моста, где река Сунжа, или снять часы, напав большой группой на нечеченца-земляка — а закончилось настоящим геноцидом. Плюс война. Обстрелы. Вокруг нас жили русские старики и дети, грозненские чеченцы почти все с началом боевых действий выехали в аулы, кто-то в Ингушетию. Мы были дома. Чеченские боевики ставили на наш дом пулемет и стреляли по российским самолетам, а самолеты били бомбами в ответ. Мы говорим боевикам: «Ребята, что же вы делаете?!». Они посмеялись и сказали, что не гарантируют нам безопасность, и чтобы мы шли и прятались где-то. Больше двух месяцев мы сидели в подвале. Однажды бомба упала рядом, думали, что задохнемся, удар был такой силы, что мы все оглохли. Кто не успел прийти в подвал, те погибли. Помню многодетную семью Юденко: погибли мать и отец с тремя детьми, женщина была беременная на большом сроке четвертым ребенком. Мы уехать не могли. Полагались на Бога, молились.

Дудаевская Ичкерия началась с массовых убийств русской, армянской и еврейской интеллигенции. Много учителей и врачей убили, но уезжать людям было некуда: зарплаты украли до войны вместе с пенсиями и потом не выплачивали. Российская власть не контролировала происходящее на улицах и не вмешивалась в этнические чистки.

Особенно запомнилась мне казнь моей первой классной руководительницы, доброй и светлой Никитиной Риммы Георгиевны, ее убили чеченцы 7 января 1996 года, а затем ее тело выкинули из окна квартиры прямо во двор, как ненужную вещь. Во дворе испуганные соседи, русские и армяне, ее похоронили. Каждый из них дрожал и ждал своей участи. Кто следующий? А ведь все мы уроженцы Грозного и никому не делали зла! Мы не виноваты, что Кремль нас бомбил! Но кому это объяснишь?

Римму Георгиевну перезахоронили затем сотрудники школы № 41. Квартиру убитой тут же захватили чеченцы. Никитина Римма Георгиевна жила в Грозном по улице Розы Люксембург, дом 11/73 квартира № 4. В тех домах в основном жили врачи, профессора и другая интеллигенция. Мы смогли уехать только в 1998 году, помог друг отца, образованный советский чеченец, он вывез нас на своей машине, представив ичкерийцам на постах «бичами», своими русскими рабами, а на российских постах мы уже объясняли, что он учился у моего отца в цехе и сейчас спасает нам жизнь. Затем мы пришли к российским чиновникам за помощью, и тут оказалось что мы — чеченцы и ничем нам никто не обязан помогать. Если бы не та небольшая финансовая помощь, что дал друг отца, порядочный чеченец, и не наши дальние родственники, то ночевали бы мы на улице. Только спустя четверть века, наконец, после съемного жилья купили халупу в кредит. В Грозном мы жили в центре, была трехкомнатная квартира и все удобства, а здесь много лет вода и удобства на улице.

Власти до сих пор делают вид, что не было геноцида, что не было войны, в которой пострадали все жители. Нет ни нормальных компенсаций, ни извинений, ни реабилитации. Ничего!

Грозный во время Первой Чеченской войны

соцсети

Хава Нальгиева, уроженка Грозного, 40 лет, ингушка

В сентябре 1994 года я перешла в пятый класс. Наша семья жила в городе Грозном в Старопромысловском районе. Мы — ингуши. Четырехэтажная хрущевка с соседями самых разных национальностей представляла собой островок мира. Война началась еще в октябре. Помню, мы с одноклассниками возвращались домой после уроков и увидели, как в небе пролетел военный вертолет. На следующий день раздались взрывы и стрельба. Все говорили, что на город напали оппозиционеры, но наш район тогда не сильно пострадал. В школу мы, конечно, уже не ходили.