Эдуард Лимонов и Алексей Венедиктов. Фото: Станислав Красильников / ТАСС
«Продуктовые акции» – громкая, но уже очень давняя, из начала нулевых, страница истории партии Эдуарда Лимонова. Нацболы бросались майонезом, помидорами, яйцами, мороженым, тортами в российских и иностранных чиновников, в единороссов и их друзей, в героев тогдашних телевизионных новостей – от Михаила Касьянова до Владимира Жириновского. «Продуктовые акции» – это была очень яркая деталь информационного фона тех лет, свойство жизни той страны, от которой, в общем, давно уже ничего не осталось. Страны, президентом которой уже был Владимир Путин, но в парламенте еще заседали либеральные партии; программа «Итоги» с Евгением Киселевым уже выходила на Шестом канале, но на прежней кнопке НТВ работали Леонид Парфенов и Савик Шустер; Чечней руководил или, что более верно, пытался руководить пророссийский муфтий Ахмат Кадыров, а во главе крупнейшей нефтяной компании страны стоял Михаил Ходорковский; вступающему в «Идущие вместе» могли подарить пейджер, а на сцену московского ДК на Дубровке каждый вечер садился самолет в натуральную величину.
Это сейчас понятно, что мы видели небольшой просвет между девяностыми и нулевыми, а тогда это было не так очевидно, и тот просвет всерьез казался новой эпохой, а та страна – новой страной. Общество действительно менялось. Помимо прочего, оно уже не пугалось ни «нац», ни «бол», и нацболы, которых мейнстрим девяностых считал кем-то между РНЕ и «Трудовой Россией», в том просвете нашли себя именно как носители максимально допустимого, с точки зрения общества, радикализма (на Западе тогда в моде были антиглобалисты, и, видимо, российское общество тоже нуждалось в чем-то таком эффектном) в условиях, когда старая протестная повестка уже сошла на нет, а новую никто не придумал. Помимо безусловной творческой и гражданской смелости нацболам начала нулевых, очевидно, здорово помогло то, что оппозиционеры девяностых в диапазоне от Глазьева до Проханова уже начали осваиваться в путинском мейнстриме, а мейнстрим девяностых еще не понял, что он уже оппозиция.
