Журналист Егор Сенников продолжает цикл разговоров с публичными интеллектуалами о России и духе времени. Сегодняшняя собеседница – Катриона Келли, профессор Оксфордского университета, русист и филолог, автор множества книг и статей о русской истории и культуре (например, «Товарищ Павлик», «Детский мир: Взросление в России, 1890–1991»).
– С чего началось ваше увлечение русской культурой?
– Если верить семейной легенде, то когда мне было девять лет, мы всей семьей 20 недель подряд слушали радиопостановку по «Войне и миру» Толстого по BBC. В общем, проводили время в компании Наташи Ростовой и Андрея Болконского. Когда мне было лет двенадцать, я уже прочитала сам роман. А потом уже в школе я узнала о возможности изучать русский – и сразу этой возможностью заинтересовалась, несмотря на те трудности, которые мне все предрекали. Я даже немного разочаровалась – поначалу казалось, что русский язык совсем не такой сложный.
Но вообще надо сказать, что с Россией я соприкасалась еще до «Войны и мира» – наша семья в детстве дружила с парой мальчиков, чья мама была русской балериной, не знаю, была она из эмигрантской среды или нет. В семейной библиотеке у нас была замечательная сказка «Seven Simеons» – «Семь Симеонов» – с иллюстрациями Бориса Арцыбашева. Мои родители были музыкантами, много играли Рахманинова и Николая Метнера. В моей школе была замечательная преподавательница – еще из эмиграции первой волны, выпускница Харьковского института благородных девиц в изгнании, дочь генерала. А после школы мы часто ходили к бабушке моей школьной подруги, из семьи Сумароковых-Эльстон.
– А какой была ваша реакция на Россию, когда вы впервые там оказались?
– Надо иметь в виду, что я знала Россию заранее – благодаря книгам и тому, что была знакома с эмигрантской средой. И мне все время говорили, что в Советском Союзе все очень плохо. Мой первый визит в СССР состоялся в 1979 году – мы посетили Москву и Ленинград: были в самых «идеологически выдержанных» местах, ВДНХ и так далее, хотя Мавзолей не посетили – подозреваю, что из-за огромной очереди. Это был довольно странный тур – тогда существовала необычная туристическая компания Progressive Tours, которую, конечно, возглавлял коммунист. Помню, в Ленинграде нам сказали, что сейчас нас повезут на пляж, все студенты обрадовались – а в итоге нас привезли в Разлив и показали два места памяти Ленина. Реакция была, прямо скажу, не очень восторженная.
Но тогда это был практически единственный способ познакомиться со страной. Я прилежно ходила на занятия усовершенствования языка – которые, кстати, были замечательно организованы. А потом меня приняли на годичную стажировку в Воронежский государственный университет. Попасть туда было сложно – брали очень небольшой процент, собеседования проходили в Британском совете. Кроме того, еще повлияла война в Афганистане, которая тогда началась, и меня на собеседовании спрашивали, не собираюсь ли я отказаться от обмена. Но я считала, что одно дело – отказаться от участия в Олимпиаде, а другое – от культурного обмена, от культурных связей: от них отказываться не имеет смысла. До сих пор считаю, что я была права, и очень жаль, что нынешнее политическое обострение в первую очередь повлияло на Британский совет.