Александр Жаров. Фото: Евгений Биятов / РИА Новости

Александр Жаров. Фото: Евгений Биятов / РИА Новости

«Вячеслав Володин, – рапортуют новостные агентства, – прояснил ситуацию с запретом на американские лекарства». Это должно успокаивать. Володин сообщил, что из Штатов нам поставляют больше тысячи наименований лекарств. Отечественных аналогов нет только у девяноста. Спикер парламента (это такое место, где оправдывают сексуальные домогательства, кстати) пообещал, что эти девяносто запрещать не будут. Депутаты (те самые люди, которые оправдывают сексуальные домогательства, да) что-нибудь придумают.

Иными словами, скоро на прилавках аптек появятся товары, аналогичные лекарствам. Что-то вроде сыроподобного продукта с дырками на полках супермаркетов. Вроде бы смешно, но веселиться не получается: речь о готовности в качестве ответа на «враждебные действия США и их союзников» просто взять и убить некоторое количество людей. Государству не привыкать – именно так ведь все и было, когда принимали «закон Димы Яковлева», самый, без всяких оговорок, позорный из ныне действующих законов РФ. Тоже, кстати, в ответ на враждебные действия США.

Петр и центр

Правила гигиены для выстраивания отношений с централизованной властью отстраивались в России веками, оседали в преданиях, прятались в житиях. Среди наших этиологических легенд есть, например, такая: сотворив мир, Господь оглядел его, порадовался, но на всякий случай спросил святого Петра, не забыл ли он чего. «Ты забыл сделать москаля (представителя “центра” то есть, носителя власти)», – простодушно ответил Петр. Господь прошептал что-то, и тут же из-под камня выскочил москаль в зеленом мундире. Выскочил, схватил Петра за бороду и стал требовать «пачпорт». Или вот житие Стефана Пермского. Там местный маг, противостоящий столичному святому, говорит аборигенам: «А от Москвы может ли добро прийти? Не оттуда ли к нам тягости приходят, дани тяжкие и насилие, тиуны, и доводчики, и приставы?» Мысль хоть и вложена в уста отрицательного персонажа (текст-то писали в Москве), но понятна любому человеку, помнящему гигиенические правила русского GR. Собственно, даже не правила, а правило: власть штука страшная, с властью дело стоит иметь только в случае крайней необходимости, только если по-другому проблему не решить. Власти едва ли не в обязанность вменяется быть страшной. Она пугает, мы боимся – в этом суть взаимоотношений россиянина и «центра», до поры устраивающая обе стороны таких взаимоотношений. Тайна хрупкого мира между россиянином и «центром» – в наличии пространства, в котором можно существовать, не сталкиваясь с властью. Собственно, негласный общественный договор, о вариантах и мутациях которого принято спорить, тоже получается свести к универсальной и почти внеисторической формуле: оставьте нам немного личного пространства, чуть-чуть места, где вас нет, – и творите что хотите на всей остальной территории.