Посетитель на выставке «Энергия созидания: 100 лет комсомолу». Фото: Евгения Новоженина / РИА Новости

Посетитель на выставке «Энергия созидания: 100 лет комсомолу». Фото: Евгения Новоженина / РИА Новости

День рождения комсомола и День памяти жертв политических репрессий соседствуют в календаре уже очень давно, но теперь кажется, что по-настоящему встретились они только этой осенью, и это даже не странно: обе даты сейчас не настолько громкие, чтобы отмечающие их мешали друг другу. Комсомольскую дату давно не празднуют, и тем, кто помнит, чем примечательно 29 октября, уже сильно за сорок, а день репрессированных даже на пике государственного антисоветизма в массовое сознание так и не впечатался.

А тут вдруг совпало. У антисоветской даты – ренессанс, связанный прежде всего с акцией «Возвращение имен», но имеющий, очевидно, вполне политическую природу, которую тоньше всех, как всегда бывает, почувствовали московские чиновники, попытавшиеся отменить акцию у Соловецкого камня под предлогом ремонта на Лубянской площади и отыгравшие назад только после публичного скандала. Да и «Мемориал», который в свое время так и назвали, чтобы построить мемориал всем жертвам советского террора, и не более того, вообще никакой политики, теперь – официально преследуемая организация и сама по себе, и в персональных частностях (дело Дмитриева, дело Титиева), хотя казалось бы – зачем государству бороться с теми, чья работа – память и только память. Но какая и откуда тут политика – в общем, понятно.

Интеллигентский антисоветизм и антисталинизм вошли заново в моду на фоне политических заморозков начала десятых и, как почему-то кажется, логично последовавших именно из этих заморозков государственных попыток выстроить официальную политику памяти. Когда за историю в государстве отвечают неосталинист Владимир Мединский и ультраконсерватор Тихон Шевкунов, Солженицын и Шаламов автоматически превращаются в оппозицию и антисоветское восприятие истории само собой делается частью базового пакета для тех, кто по каким угодно причинам не принимает Путина. Также, очевидно, имеет значение и нероссийский контекст – нынешний мировой стандарт восприятия истории с упором на жертв, а не на победителей, окончательно выработался уже на памяти ныне живущего поколения, перед глазами современных русских – и еврейский опыт, и восточноевропейский, и условный «Мальчик в полосатой пижаме» легко перекладываются на понятные любому в России гулаговско-расстрельные реалии. Да, наш холокост приходил в фуражке с синим околышем, и как к этому относиться, специально придумывать не надо: в распоряжении русского западника огромный иностранный опыт, и даже несмотря на этническое противоречие (а «национальный фактор» в советских репрессиях имеет огромное значение и для отечественного антисемитизма), Соловецкий камень – прямой родственник Яд Вашема, и люди, стоящие в очереди у камня – безусловная часть того «цивилизованного мира», от которого официальная Россия в последние годы последовательно отстраивается и отделяется.