Митинг оппозиции в Москве, 2012 год

Митинг оппозиции в Москве, 2012 год

Maxim Shemetov / REUTERS

В докладе юридической службы «Апология протеста» (ее возглавляет адвокат известной организации «Агора» Алексей Глухов) – интересное открытие: правоприменение по статье 318 УК о насилии в отношении представителей власти позволяет довольно четко отделить большинство, осуждаемое за пьяные дебоши или драки с сотрудниками ГИБДД, от меньшинства, которое судят за участие в акциях протеста. Митингующим в отличие от «обычных» граждан чаще дают реальные сроки, обжалование в инстанциях практически никогда не дает результата, под амнистии осужденные за митинги тоже почти никогда не подпадают, досудебные показания влияют на приговор сильнее, чем те, которые даются в суде; кроме того, уже стандартной ситуацией стало «встречное» возбуждение дела по статье 318 в том случае, если участник митинга пишет заявление на полицейского, его избившего – полицейский заявляет, что митингующий избил его сам, и догадаться, на чью сторону встанет суд, несложно.

Обычно в таких случаях говорят – «касается каждого», но нет, на самом деле не каждого. Традиция политического правоприменения, как и статистика по нему, четко сегментирует общество, выделяя политических активистов в группу риска, чьи шансы на тюремный срок или хотя бы условную судимость значительно выше, чем у аполитичного обывателя. Человек, готовый идти митинговать (или не митинговать, а, скажем, собирать подписи или спорить с властью как-то иначе – политический активизм одними митингами не исчерпывается), не может быть уверен, что ближайшей ночью сможет ночевать дома – за семь лет, если брать за точку отсчета «Болотное дело», государственный арсенал средств давления на политически активных граждан разросся и модернизировался, протест стал заведомо рискованным занятием, и если когда-то можно было говорить о моде на него, то теперь риск перевешивает моду – тот, кто идет на площадь, должен понимать, что его ждет.